Человек в футляре. Антон Чехов

сладенького захотелось.

      Старики отдались вкусовым ощущениям. Оба сидели безвыходно в кухне и взапуски изобретали кушанья. Генерал напрягал свой мозг, вспоминал лагерную, холостецкую жизнь, когда самому приходилось заниматься кулинарией, и изобретал… Из числа изобретенных им кушаний обоим понравилось в особенности одно, приготовляемое из риса, тертого сыра, яиц и сока пережаренного мяса. В эту еду входит много перца и лаврового листа.

      Пикантным блюдом закончилась последняя «иллюзия». Ему суждено было быть последнею прелестью обеих жизней.

      – Вероятно, дождь будет, – говорил в одну сентябрьскую ночь генерал, у которого начинался припадок. – Не следовало бы мне сегодня есть так много этого рису… Тяжело!

      Генеральша раскинулась на постели и тяжело дышала. Ей было душно… И у нее, как у старика, сосало под ложечкой.

      – А тут еще, черт их побери, ноги чешутся… – брюзжал старик. – От пяток до колен какой-то зуд стоит… Боль и зуд… Невыносимо, черт бы его взял! Впрочем, я мешаю тебе спать… Прости…

      Прошло больше часа в молчании… Анна Михайловна мало-помалу привыкла к тяжести под ложечкой и забылась. Старик сел в постеле, положил голову на колени и долго сидел в таком положении. Потом он стал чесать себе голени. Чем усерднее работали его ногти, тем злее становился зуд.

      Немного погодя несчастный старик слез с постели и захромал по комнате. Он поглядел в окно… Там, за окном, при ярком свете луны осенний холод постепенно сковывал умиравшую природу. Видно было, как серый, холодный туман заволакивал блекнувшую траву и как зябнувший лес не спал и вздрагивал остатками желтой листвы.

      Генерал сел на полу, обнял колени и положил на них голову.

      – Анюта! – позвал он.

      Чуткая старуха заворочалась и открыла глаза.

      – Я вот что думаю, Анюта, – начал старик. – Ты не спишь? Я думаю, что самым естественным содержанием старости должны быть дети… Как по-твоему? Но раз детей нет, человек должен занять себя чем-нибудь другим… Хорошо под старость быть писателем… художником, ученым… Говорят, Гладстон, когда делать ему нечего, древних классиков изучает и – увлекается{63}. Если и со службы его прогонят, то будет у него чем жизнь наполнить. Хорошо также в мистицизм впасть, или… или…

      Старик почесал ноги и продолжал:

      – А то случается, что старики впадают в детство, когда хочется, знаешь, деревца сажать, ордена носить… спиритизмом заниматься…

      Послышался легкий храп старухи. Генерал поднялся и опять взглянул в окно. Холод угрюмо просился в комнату, а туман полз уже к лесу и обволакивал его стволы.

      «До весны еще сколько месяцев? – думал старик, припадая лбом к холодному стеклу. – Октябрь… ноябрь… декабрь… Шесть месяцев!»

      И эти шесть месяцев показались ему почему-то бесконечно длинными, длинными, как его старость. Он похромал по комнате и сел на кровать.

      – Анюта! – позвал он.

      – Ну?

      – У тебя аптека заперта?

      – Нет, а

63

…Гладстон, когда делать ему нечего, древних классиков изучает и – увлекается. – У.-Ю. Гладстон (1809–1898), четырежды бывший премьер-министром Великобритании, был известен также как исследователь и комментатор Гомера, автор трехтомного труда «Studies on Homer and the Homeric Age» («Исследования о Гомере и гомеровском веке», 1861).