Прыжок в неизвестность. Борис Наумович Бейлин

их старило.

      «Странно, – подумал Ося, – расстояния-то между ними совсем ничего, так в чем же причина такого различия?»

      Когда поезд прибыл на вокзал в Брянск, Ося не спеша направился к автобусной остановке. Там он неожиданно увидел Марка. Его поезд из Смоленска пришел чуть раньше. Обрадовались – вместе веселее ехать до Бежицы.

      – Ребята, вы жрачку привезли? – тихий, тоскливый голос Сени услышали Ося и Марк, открыв дверь в свою комнату.

      – Ну, Борода, ты вообще оборзел, – не выдержал Марк. – Загляни между рамами.

      – Марк, ну что ты от него хочешь? – Ося решил отреагировать тоньше. – Видишь, человеку плохо, не иначе он мозгой тронулся от переусердствования с науками. Нам, Марк, пожалеть его надо, а не прессовать, – продолжал иронизировать Ося. – Жрачка тихо лежит за окном, а он так «намучился», лежа на койке, что не мог даже до нее дотянуться.

      – Не, Нос, – перенял Марк иронию Оси, – он понимал, что одному, без друзей, жрать оконные запасы нельзя.

      – Ладно вам, – уже более твердым голосом сказал Сеня, понимая глупость своего вопроса, – тоскливо здесь было без вас.

      – Вот это правильно, Борода, – отреагировал Марк, ставя бутылку «Перцовки» на стол. – Вставай, теперь тоску изгонять вместе будем.

      Домашние припасы, привезенные Осей и Марком, полностью переменили настроение Сени. Он схватил картошку, сковородку, остатки подсолнечного масла и радостно крича: «Сейчас я мигом», помчался на кухню ее жарить.

      – Смотри, Оська, чего-чего, а глядишь, не иначе, как наш Борода еще и человеком станет, – смеясь, отреагировал Марк на внезапный прилив энергии у Сени.

      В их комнате была одна ценность – магнитофон GINTARAS, владельцем которого был Марк. Он, в отличие от Оси и Сени, любил классическую музыку и, желая обуздать их дикость, часто включал его. «Если вы, – говорил он, – ничего в классике не понимаете, то хоть слушайте почаще. Может и до вас, дураков, что-то дойдет».

      Вообще-то жизнь в общаге приучила каждого отключаться от любых внешних раздражителей. Если один хотел спать, другому нужен был яркий свет, чтобы чертить, а третьему хотелось слушать радио или просто трепаться – ничего страшного. Всех все устраивало, никто никому не мешал, каждый делал, что хотел, и это считалось нормальным.

      Ося спокойно отключался от классической музыки, эдакого своего «раздражителя», совершенно ее не замечая, пока пару лет назад не произошло нечто. Видимо, скрытые возможности организма позволяли ему то отключаться, то, наоборот, включаться, если вокруг что-то меняется. Как классика кончилась, он не заметил, но неожиданно услышал песню, которая его поразила. Она была совершенно не похожа ни на одну из известных ему ранее. В песне было что-то особенное. Ее слова были обнаженными чувствами человека, находящегося в невероятно сложных условиях и чего-то добивающегося. Названия у песни не было, но, слова «всё перекаты да перекаты», он надолго запомнил. Если классика Осю не интересовала, то эту песню он с тех пор всегда ждал.

      Еще одна ценность была в их комнате