Прыжок в неизвестность. Борис Наумович Бейлин

«на кочерге». Так в общагах эффектно называлось состояние сильного опьянения. Его, естественно, не пустили, и этот случай стал немедленно известен всему институту. Нет, студенты были далеко не трезвенниками. Вечерами в общагах, особенно по субботам, водка шла на ура почти в каждой комнате. Однако в общаге – это одно, а в институте – совсем другое.

      В перерыве перед последней парой Ося зашел в комитет комсомола. Костя, увидев его, обрадовался.

      – Ось, срочное дело, – еще не успев переступить порог, услышал Ося его голос, – Ты знаешь, что сегодня турбинисты учудили? Там Федюшкин напился и еле живой пришел на лекцию. Надо его пропесочить в стенгазете.

      – Когда надо? – Ося не мог этого не знать, так как лекция была для всего потока и он тоже там был.

      – Что значит когда? Ты что, Оська! К утру надо, чтобы народ, придя на занятия, сразу увидел нашу реакцию. Это будет спецвыпуск.

      Ося немного задумался. Времени мало, за идею он не беспокоился, придумает, но кто же рисовать будет? «Как это кто? Белый», – Ося тотчас представил себе, как он скажет это Володе, да так, чтобы тот не смог отказаться.

      – Жди нас, Костя, после этой пары. Сегодня останемся, сделаем у тебя в кабинете, а завтра рано утром повесим.

      Володя, услышав, что ему предстоит после пары, сделал было вид, что задумался, но напор Оси быстро его нейтрализовал. Пара была «дурная» – философия. Ося времени на ней даром не терял, придумал идею и набросал карикатуру.

      На ковре-самолете сидел алкаш, судорожно в него вцепившись, но с известной всем квадратной челюстью Сэма. Вместо двигателей под ковром было по 2 бутылки водки с каждой стороны, реактивные струи которых несли это чудо вперед.

      Утро следующего дня напомнило Осе то давнее киевское утро, когда вся школа сбежалась смотреть его «Сопли и вопли». Теперь уже весь институт толпился у этой стенгазеты. Само собой образовался своеобразный дискуссионный клуб. Реплики, высказывания, предложения сыпались со всех сторон.

      – Это же наш Сэм!

      – А он-то при чем, ведь это Генка Федюшкин под стаканом вчера был?

      – Ну как так при чем? Сэм есть Сэм, он везде.

      – Ребята, смотрите на его рожу, Сэм же Генку выручать летит.

      – Ага, выручать, да он сам спасается! Помните, каков Сэм был в субботу? Я пытался с ним поговорить, бесполезно было.

      – Он пытался! Да вы оба хороши были. Все хохотали, слушая ваши бессвязные речи. Где бы ты ночевал, если бы я тебя до койки не довел?

      – Точно, Петька прав, Сэм сам спасается. Помните, как он в тот вечер в одних трусах бродил по женскому этажу, пытаясь найти свою комнату. Пошел в сортир, да этажи перепутал.

      Общий хохот прогремел по всему первому этажу.

      – Не, ребята, вы все дураки. Он на своей водочной ракете нас контролирует, чтобы пили мы в меру, – встрял в разговор Макс.

      – Для тебя, Макс, мера – ведро, а Сэма, наверное, от стакана поведет.

      – Да ладно, от стакана. Сэм стакан как удар держит. Наверняка тогда пол-литра залудил.

      Кто-то, увидев, что в институт зашел Сеня, крикнул: «Ребята,