Пять тысяч сентябрей. Иван Васильевич Фиц

не думаю, что они что-нибудь сделали бы… Он уже ослаб к этому времени сильно. Похудел… Как скелет ходил: глаза и щёки, как у мертвеца, – Игорь сидел и смотрел на бабулю с добротой, смешанной со своего рода пренебрежением… – Каждый день вспоминаю его. А ты помнишь деда, Феня?

      – Помню… – с тяжёлым выдохом сказал я.

      – Вот и я помню… Он у меня военным был. В семидесятых служил и медалей у него уйма… Вон в рамочке до сих пор висят. И две медальки на пиджаке у него, который в шкафу в комнате висит, уже молью проеденный, но я храню этот пиджак, как память. Не хочу выкидывать… А ещё кофточка его любимая, в которой он на танцы со мной ходил… Он с ней не расставался… Её я тоже оставила на память о Володе… – глаза у неё заслезились, она взяла салфетку и вытерла, уже скатившиеся по щеке, слезы.

      – Сейчас он в лучшем месте, – отметил Игорь, успокаивая бабулю.

      – Да… В лучшем… – повторила бабуля за Игорем.

      Рюмка за рюмкой, потихоньку, неспешно коньяк таял, как снег на весеннем солнце. Я выпил от силы рюмки две. В то время пока они сидели и мило беседовали то о жене, то о деде, я наблюдал за Игорем и пытался понять, что он хочет от нас с бабулей…

      – Обобщая все выше сказанное… – его голос пронзил пропахший алкоголем и сигаретами воздух. – Я просто хочу сказать, – он икнул, – что я никогда до этого момента не был так счастлив внезапной встрече, как сегодня! Спасибо за хороший вечер… И прошу прощения, но мне пора удаляться на электричку.

      – Вам спасибо, Игорь! – весело сказала бабуля. – Феня, проводи гостя…

      – Да, мне как раз нужно тебе сказать кое-что… – Игорь перевёл взгляд с бабули на меня.

      «Что ему ещё надо?», подумал я. Он подошёл к гардеробу. Открыв его, он кинул на меня быстрый взгляд и тут же отвернулся, затем достал свою шапку, надел пуховик и подошел к обувной, чтобы взять свои берцы, которым уже давно пора было бы находиться в мусорном баке. Одевшись, и попрощавшись с бабушкой мы вышли на лестничную клетку. Спускаясь вниз, мы молчали…

      Выйдя на улицу, я закурил. Игорь тоже.

      – Какие-то у тебя дорогие сигареты для студента. Видать, подрабатываешь где-то? Хорошо платят?

      – Я уже не студент и за догоном я не пойду, особенно с такой мразью, как ты, – процедил я сквозь зубы.

      – Да что это на тебя нашло? – спросил он с глазами навыкат. – Я же сказал, что на электричку пойду! Какой догон!? Ты вообще, как со старшими разговариваешь, щенок? – Игорь резким движением руки выкинул только что зажжённую сигарету и достал свой нож, который направлял на меня пару часов назад, но я не растерялся и, выкинув сигарету, чтобы та не мешала, пошарил в кармане и тоже достал нож. Откуда у меня нож? Бабушкин сервант. Там был нож.

      Мы смотрели друг на друга глазами двух животных, загнанных в угол глубокой ямы, из которой выход нам – заказан. Сигареты тлели на почищенной от снега асфальтовой дорожке ведущей в подъезд. Тлели, как два солнца перед ночью, готовые уйти на покой и затухнуть навсегда.

      – Ну давай, – сказал я, – делай уже что-нибудь, сука!

      – Слышь! Завали-ка хоть на