Жить. Светлана Карис

Вот только переоденусь.

      Медленно прогуливаясь по очищенным от снега дорожкам, Маша рассказала отцу об утреннем происшествии, сообщила о звонке Полковнику и встрече с Антоном. Отец задавал уточняющие вопросы по формулировкам того подозрения, которое фигурировало в постановлении на обыск, по изъятым вещам и документам, не упустил возможности упрекнуть Сашу за его беспечность и отсутствие серьезного подхода к жизни – в выражениях отца это звучало как «мажорство». Он хмурился, поджимал губы, несколько раз принимался стряхивать с Машиной куртки снежинки, выкурил пару сигарет. Было похоже, что он нервничает, но старается не подавать виду.

      – Я правильно понял, что тебе не звонил ни Саша, ни кто-либо из официальных лиц?

      – Не звонили. А должны были?

      – Должен – не обязан, – усмехнулся отец. – Поговорка есть такая.

      Он остановился и повернулся к Маше лицом.

      – Если это обвинение против государственной безопасности, то ни адвоката, ни свиданий у него еще долго не будет. Но тебя должны уведомить, по какому обвинению он задержан и где содержится, а также взять подписку о неразглашении сведений, имеющих отношение к расследованию. После этого общаться по поводу Сашиного дела мы с тобой формально больше не сможем. А пока, Маш, не суетись и не привлекай к себе внимание.

      Отец приобнял дочь за плечи, прижал к себе. Его голос звучал тихо и спокойно:

      – Ему понадобятся теплые вещи, трусы, носки, зубная щетка. С этим, я надеюсь, справишься. Собери сумку, и как только будет понятно, где он содержится, передачу я организую. Ничего не могу тебе пообещать… Будь аккуратнее, сейчас особенно.

      Маша отстранилась от отца и спросила:

      – Ты же понимаешь, что все это обвинение – бред. Ты это понимаешь?!

      – Возможно, ты права. Скорее всего, ты действительно права. Но нельзя исключать, что…

      – В смысле?! – Маша вскрикнула. – Исключать что?! Отец, ты прекрасно знаешь Сашу! Какое свержение власти?! Да он мухи не обидит!

      – Тише, милая, тише, – ласково попросил отец.

      Маша перешла на шепот:

      – Объясни мне, как такое возможно? Среди ночи человека вытаскивают из постели, обвиняют не пойми в чем, увозят в наручниках неизвестно куда, не пускают к нему адвоката. А я вместо того, чтобы его защищать и действовать, должна просто тихо сидеть и ждать? И чего ждать? Приговора?! Расстрела?!

      Маша больше не могла сдерживать себя, по ее щекам потекли слезы. Она, всхлипывая, уткнулась в плечо отца. Он снял перчатку и погладил ее по голове как в детстве.

      – Милая, все, что я могу тебе сказать, вряд ли тебе понравится. Сейчас тебе нужно просто успокоиться. Я постараюсь что-то выяснить, и уже тогда мы сможем принимать какие-то решения.

      Они вернулись в дом, такой нарядный и ярко подсвеченный гирляндами, теплый и уютный, как будто застывший в ожидании праздника. Маша вдруг почувствовала злость на этот вычурный комфорт и на всю торжественную атмосферу отцовского дома.

      Тогда,