За гранью кочевого солнца. Esperanza

суровые времена. Крепостные работали от рассвета до заката, а малейшее проявление усталости каралось беспощадно. Порке подвергались все – старики, женщины, даже дети.

      Но однажды терпение людей лопнуло.

      Когда барин вернулся из очередной поездки, его у ворот встретила толпа крестьян. При виде господина мужики скинули шапки, низко поклонились. Вперёд выступил седовласый старик Андрон – один из немногих, кто ещё помнил прежнего хозяина, добродушного и справедливого Михайло Алексеевича Щербатова.

      – Дмитрий Михайлович… – голос его дрожал, он опустился на колени и заговорил с поклоном: – Не можем мы больше так жить, барин. Мы ведь люди, а не скот. Ваш батюшка заботился о нас. Да и вы были добрым хозяином, слова грубого не говорили.

      На глазах старика выступили слёзы.

      – Умоляем вас… – Андрон поднялся на ноги, выпрямил спину. – Угомоните свою бабу! Жизни от неё нет, зверя вы приютили в доме своём.

      Щербатов вспыхнул от ярости.

      – Что ты себе позволяешь, Андрон? – его голос дрогнул от негодования. – Радуйся, что я тебя, старого, ещё держу при себе, кормлю, даю крышу над головой. Ты мне давно уже без надобности.

      Старик сжался, как от удара.

      – Ещё раз придёшь ко мне с такими речами – вышвырну из имения, помрёшь, как голодная собака в подворотне!

      Щербатов резко повернулся, хлопнул кучера по спине, и коляска, запряжённая в лихую тройку белых коней, рванула с места. Крестьян едва не сбило с ног.

      На крыльце его уже ждала Изольда. Она бросилась навстречу мужу, сияя счастливой улыбкой.

      – Дмитрий, милый! – её голос звенел радостью.

      Но в этот раз хозяин имения холодно отстранился. Что-то внутри подсказало ему: эта любовь неискренна.

      Щербатов решил поговорить с женой утром, чтобы не омрачать вечер, но глубокой ночью его разбудил странный шум.

      Яркий свет бил в глаза, вокруг всё пылало. Пламя поднималось к потолку, охватывая гобелены. По дому метались тени, слышались душераздирающие крики.

      Дмитрий Михайлович вскочил, осмотрелся – и внезапно различил голос дочери.

      – Аннушка!

      Он бросился в её комнату, пробежав через пылающие залы. Когда распахнул дверь, сердце сжалось в ледяной судороге.

      Девушка в страхе забилась в угол кровати, тщетно укрываясь одеялом от огня, что медленно, но неумолимо подбирался к ней.

      Стёкла на окнах треснули от жара, послышался звон разбивающихся осколков. Ветер ворвался внутрь, раздувая пламя.

      Щербатов чувствовал, как горит его одежда, но не обращал внимания на боль. Щербатов рванулся к дочери, закутал её в одеяло и подхватил на руки.

      Когда он бросился к выходу, то понял: двери заперты.

      Пламя разрасталось, с потолка падали горящие балки. Впервые в жизни мужчина испытал настоящий страх.

      Дмитрий Михайлович изо всех сил бил в дверь плечом, но толстые дубовые ставни не поддавались. Жар становился нестерпимым, огонь жадно лизал стены.

      – Господи…