7 рассказов про любовь и не. Выдуманные. Евгений Яшуа

она в маленькой комнате, на топчане, застеленном старым лоскутным одеялом. Стены комнаты были оклеены афишами концертов ансамблей ДК. Она увидела свою афишу, из детства: 5 июня, две тысячи *** года. Десять лет назад.

      За столом, под лампой с треснутыми абажуром, сидел пожилой мужчина. Он наливал из термоса в большую кружку чай. В комнате запахло мятой. Кира узнала аромат мелиссы, с ноткой лимона. Вспомнила, как после занятий танцами они всей группой пили чай, с «миссой», как она говорила.

      Мужчина протянул ей дымящую кружку.

      – Держи, как ты любишь, с «миссой», – сказал он.

      – Игорь Николаевич, – это…?

      – Ну да, это я. Узнала, значит, не сильно постарел, – он улыбнулся. – Как самочувствие?

      – Ничего, шея немного болит.

      – Немного – не страшно, если бы струну накинули, то не разговаривали бы с тобой. Такие теперь у нас гады появились, но больше, думаю, не придут. Уползли в болото.

      – А как же теперь это всё? – спросила Кира, посмотрев на афиши.

      – Теперь это – всё, – он провел рукой по столу, смахивая невидимые крошки.

      Игорь Николаевич рассказал, что несколько лет назад в ДК случился пожар. Денег на восстановление сразу не нашли, а потом уже и не зачем. Как только Дворец забросили, он стал на глазах разрушаться, растаскиваться.

      – А как же вы тут, кем работаете?

      – Кто я тут? – переспросил Игорь Николаевич. – Домовой, мародеров гоняю, – он горько улыбнулся, опустил глаза, заблестевшие от воспоминаний прошлого.

      – Спасибо, как живая вода, – она поставила кружку на стол. – Можно мне посмотреть зал?

      – Почему нельзя, имеешь полное право, – он повеселел, и они вышли из комнаты. Захрустели битые стекла, куски штукатурки, щедро усыпавшие старый паркет просторного вестибюля. Кира шла, будто босая, по осколкам солнечных дней.

      Зал был холоден и пуст, от рядов кресел остались лишь отметины на полу. Кое-где валялись сломанные венские стулья. Отопление с чугунными гармошками батарей было раскурочено. Пахло как в подвале старой многоэтажки. Сквозь зияющую дыру в крыше на сцену падал вечерний свет неба. На порванном занавесе светящейся краской кто-то нарисовал чайку.

      Кира поднялась на сцену, и посмотрела в темноту зала, как в первый день выступления. Она вспомнила историю, что тогда сочинила. И поверив, что в ее силах изменить время, пространство, материю, вернуть жизнь – еще дышащему, хотя и в глубокой коме – существу, затанцевала.

      «Я – Кира, принцесса танца. У меня есть настоящий дворец, с большими окнами. В них всегда видно небо. Оно доброе, даже в тучках. Сегодня я вышла впервые на сцену. Я стояла на светлом островке, передо мной была Тьма. Черная-черная, как мамино платье, которое она надевает в театр. Но мамы рядом не было, и я испугалась. Подумала, вот Тьма сейчас раскроет пасть и меня съест. Проглотит в воздушном белом платьице, с ручейками косичек, в блестящих, как зеркальце, туфельках. Я прошептала: „Мама,