7 рассказов про любовь и не. Выдуманные. Евгений Яшуа

изъели трещины, заткнутые, как паклей, разросшейся травой. Парадную дверь обили оцинковкой, она посерела и покрылась соляными разводами. Ступеньки, не чувствуя нужности, рассыпались в щебень, а трехпалые флагштоки были ржаво пусты, опрокинулись вниз, как сломанные стрелки часов. Вдоль стены незримый конферансье написал: «играет грустная музыка». Какая? У каждого свой минорный альбом. Кира вспомнила пьесу «Musica nostalgica» Альфреда Шнитке. Под эту мелодию она танцевала сольный номер в Тель-Авиве.

      Она зашла во дворик, как заходят в палату к тяжелобольному, коснулась той колонны, что обнимала в детстве и прошептала: «Здравствуй». Горло ее сжалось. «Здравствуй!» – крикнула, чтобы не разрыдаться. Эхо вернулось голосом мамы про «бум-бушки», множеством канувших в Лету голосов, что звучали в звонкие годы детства. Все теперь высохло, затянулось, заросло, стало мертвым колодцем.

      Она побрела вокруг здания, окутанного паутиной сигнальной ленты. Штукатурка на стенах осыпалась, открыв глубокие краснокирпичные раны. Чудные, лепные сандрики над окнами, едва держались, грозя свалиться на беззащитную голову. Выбитые стекла наспех закрыли фанерой, как разбитые очки лейкопластырем.

      Крыша, там, где располагалась сцена, провалилась, вскинув к небу, заострившиеся, как колья, горелые стропила, напомнившие картину из археологического музея «Охота на мамонта». Казалось, выбегут древние люди в шкурах – добить животное, попавшее в ловушку.

      За зданием был пустырь до самого водохранилища, так и оставшийся диким, мусора только прибавилось. Здесь они гуляли после репетиций с мальчиком Денисом. Худеньким и застенчивым, со вспыхивающим румянцем на щеках, когда он брал ее за талию в танце.

      Дальше, за водохранилищем, кипел город. Правый берег. В нем всегда была какая-то милота Берендеева царства, с рассыпанными по высокому склону домами частного сектора, выглядывающими из буйной зелени разноцветными крышами. Но и он вырастал, становясь грандиозно-цивилизованным, с высотками, нагло цепляющимися за облака. Жизнь не терпит остановок, даже по требованию.

      Кира совсем забыла о фестивале, настолько ее память заполнило проснувшимся «тогда». Обогнув здание, она увидела на заднем фасаде вписанный в полукруглую нишу портрет девушки с черными волосами, бледно-синей кожей, с кровоточащим ликом и контрастно спокойной полуулыбкой. Внизу была надпись «Kira kill».

      – О, красатуля, че, твое фото? – голос за спиной заставил ее резко обернуться. Двое парней – в спортивных костюмах и сланцах, грязных от бесцельного блуждания, – пародийно напомнили героев «Криминального чтива». Они залипли на изгибах девичьей фигуры, выточенной годами служения искусству танца, подчеркивающих красоту светлых джинсах stright и лавандовом топике.

      – Такая расфуфыренная, хахаля ждешь? А мы не сойдем? – они засмеялись хриплым лаем бродячих кобелей.

      – А если повежливее? – дружелюбно спросила Кира.

      – Ха-ха, «здрасьте, спс, до свидос». Толян,