Ривер. Николай Александрович Емельянов

Ещё один день в клетке. Даже заставку на мониторе не поменять.

      Перед моим внутренним взором, будто на экране кинотеатра, развернулась захватывающая сцена моего триумфального освобождения. Вот я решительно встаю со стула. Стул с грохотом падает на пол, привлекая внимание всех присутствующих.

      Я с холодной, самодовольной улыбкой бросаю директору на стол заявление об уходе, которое заранее написал дома на дорогой, плотной бумаге, желая подчеркнуть важность этого момента.

      – Прощайте, дамы и господа, – произношу я решительным тоном.

      Вырвавшись наконец-то из добровольного заточения, я ещё не знаю, что ждёт меня впереди, но твёрдо уверен, что это будет лучше, чем всё, что я оставил позади. Я протяжно выдохнул, и этот выдох был похож на освобождение воздушного шарика из рук ребёнка – резиновая оболочка весело фыркает, устремляясь ввысь. Вот оно! Долгожданное право быть свободным, которое снилось мне по ночам, так сладко и притягательно.

      – Ты отчёт закончил? – резкий, нетерпеливый голос директора грубо вернул меня к реальности.

      Я поднял глаза и увидел его массивную фигуру, неуклюже втиснутую в костюм, явно маловатый для его комплекции. Пуговицы на его пиджаке, казалось, вот-вот отскочат, не выдержав такого напряжения.

      Его маленькие глазки беспокойно бегали, стараясь избегать прямого контакта. Я заметил лёгкую красноту на его одутловатом лице и слабый запах перегара, который он, видимо, пытался замаскировать огромным количеством одеколона.

      Краем глаза я заметил, как Марина, сидевшая за соседним столом, резко выпрямилась и сделала вид, что полностью погружена в работу. Виктор, наш системный администратор, незаметно закатил глаза и быстро скрылся за огромным монитором. Тишину нарушало лишь приглушённое гудение копировального аппарата в дальнем углу. Почему-то напряглись мышцы шеи и плеч. Во рту пересохло, и я потянулся к кружке с давно остывшим кофе.

      Директор нетерпеливо постукивал пальцами по столу, привычно потирая запонку на рукаве. Эта его манера всегда меня раздражала.

      – Так что насчёт отчёта? – повторил он, и я заметил, как нервно дёрнулся уголок его рта.

      – Ещё пять минут, – покорно, точно затравленный школьник, промямлил я, с тяжёлым вздохом возвращаясь к суровой реальности офисного планктона.

      – Ещё пять минут… – с горечью повторил я про себя, осознавая, что это была всего лишь мечта.

      «Вот ты сидишь тут, – обратился я к отражению в потухшем экране. – Сидишь, уставившись в эти цифры, будто в них зашифрован сакральный смысл твоей жизни».

      «Беги! – кричал каждый нерв. – Беги, пока окончательно не затянуло!»

      Но я оставался в плену сомнений, страхов, бесконечного анализа «за» и «против», который, конечно, ни к чему не приведёт.

      Я уронил голову на стол. То, что когда-то вселяло оптимизм – карьера, успех, признание – теперь виделось дорогой в тупик унылого прозябания. С щемящей тоской я вспоминал те редкие моменты, когда верил,