Год некроманта. Ворон и ветвь. Дана Арнаутова

не назвал ты себя Энидвейтом, Ворон?

      Первый подводный камень? Может быть.

      – Люди всегда звали мой род Воронами, – спокойно сообщаю я. – Этот замок зовётся Воронье гнездо. Сам видишь, я мало похож на местных жителей.

      Опаска опаской, а есть хочется. Впиваюсь зубами в сочное копчёное мясо. Вот еще бы запить…

      – Это так, – гулко соглашается он. – Мой народ светловолос и светлоглаз, а ты, как головёшка, вытащенная из костра, Ворон Энидвейт.

      Каждый раз, когда он произносит мое родовое имя – как удар хлыста. Не думаю, что он не видит этого.

      – Мои предки давным-давно приплыли на эти земли, – парирую я. – Теперь никто не вправе назвать нас чужаками.

      – Бывают люди, которые остаются чужаками везде. Что ты ищешь, Ворон?

      – Стаканы, – честно признаюсь я, обшаривая взглядом все вокруг. – Или хоть что-нибудь для вина. Плохой из меня хозяин, если не смогу угостить гостя. Да и сам выпил бы.

      Удивительно, но из полумрака до меня доносится смешок. А потом на стол, тихонько стукнув, опускается маленькая вырезанная из дерева чаша. Похоже, не просто из дерева, а из куска толстого корня. На стенках и ножке – наплывы. Древности она неимоверной, и у меня холодеет внутри.

      – Можем выпить из моей, если отважишься.

      Пить из одной чаши с богом? Почему бы и нет? Я устал бояться, хмельное безрассудство отчаяния гуляет по крови. Осторожно наполняю чашу вином, подношу к губам и делаю, по обычаю, один глоток. Ставлю на стол. Огромная корявая кисть, сама напоминающая древесную корягу, обхватывает ножку. Охотник выпивает до дна и ставит посудину на стол. А я чувствую, как по жилам катится огонь. В глазах темнеет, в висках звонко стучат молоточки. Сквозь их перезвон я слышу, как льется вино.

      – Выпей еще, человек, станет легче.

      В голосе Охотника насмешка. Еще? Какая глупость. И первый-то глоток хорошо бы пережить. Но я упрямо тяну к губам теплое шершавое дерево, щедро глотаю. И правда, становится легче. Только тело колют сотни маленьких иголочек, больно, но терпимо.

      – Что ты попросил у той женщины, Ворон? – накатывает тяжелый гул прибоя.

      – Что ты попросил? Что? – шумит голый осенний лес.

      Сказать? Мгновение колеблюсь, потом решаю ответить.

      – Месть. Я попросил у нее месть тому, кто уже умер.

      – Разве можно отомстить мертвому?

      Усмехаюсь, не выпуская из рук чаши. В голове шумит, но мысли не путаются.

      – Я некромант. Маг, чье ремесло – смерть. Много чего можно сделать с мертвыми, если знать – как.

      Он хмурится. Я не вижу, но чувствую по голосу, а в зале словно веет ледяным ветром.

      – Ты черпаешь силу у нового бога. Отрицая его, прибегаешь к его противнику. Отравленный источник, тьма и разрушение…

      – Старые боги ушли. Где мне брать силу, Великий? Сидхе заперлись в своих холмах, бродячие фейри стали не Добрыми Соседями, а чудовищами, Колесо Года