Любовь побеждает все. Мари Клармон

разум. – Когда идешь к морю, то первое, что ты замечаешь – это его запах. В воздухе пахнет солью, и кожу ласкает ветер, чистый и свежий.

      – Не как здесь, – прервала ее Мэри.

      – Да. Не как здесь.

      Они разговаривали о море по крайней мере дважды в неделю, и почти всегда в одних и тех же выражениях. Этот ритуал дарил им спокойствие. Когда-то море было самым любимым местом Евы на земле.

      – Потом ты слышишь его, – продолжила она. – До берега еще далеко, но ты уже слышишь, как волны с ревом вздымаются вверх и обрушиваются на берег. И скоро ты становишься частью его дикого дыхания.

      Мэри с удовлетворением вздохнула.

      – Мы ведь поедем в Брайтон, да? И будем ходить по набережной?

      Ева кивнула в темноте.

      – Да, и мы купим мороженое и станем есть столько, сколько захотим, – сказала она. – А ненужное выбросим.

      – Потому что мы это можем.

      – Точно.

      Но этого никогда не случится. Никто из них не выйдет отсюда.

      За дверью послышались чьи-то шаги. Они становились все громче. Кто-то шел к ним. Один человек. В тяжелых сапогах. Слова замерли у Евы на губах. Было очень важно знать, какие звуки издавала обувь. Так можно было сразу понять, кто именно шел по коридору.

      Мэри напряглась. Ее покрывало зашелестело.

      – Ты слышишь это? – прошептала она.

      – Да.

      – Боже, только не сегодня, – захныкала Мэри. – Только не сейчас.

      – Тише.

      Ева схватилась за край покрывала. Если лежать тихо и без движения, он пройдет мимо.

      – Ненавижу его. Ненавижу, ненавижу, ненавижу…

      – Мэри! – зашипела Ева. Протянув руку к стоявшей рядом кровати, она взяла девушку за руку. Их пальцы переплелись.

      Ноги в сапогах остановились перед входом в их маленькую темницу. Через тонкие трещины в двери проник призрачный луч света от лампы.

      Биение сердца больно отдавалось в груди. Даже лекарство не могло унять страх, от которого у нее забегали мурашки по коже. Страх за себя, но гораздо больше за Мэри, которой приходилось терпеть домогательства.

      Звякнули ключи, и надзиратель Мэтью закашлял. Звук был громкий, «влажный» от хлюпающей мокроты. Свет тревожно задребежал. Похоже, он искал на связке нужный ему ключ.

      Пальцы Мэри еще крепче сжали ее ладонь, и Ева мысленно приказала ей молчать. Если они будут вести себя тихо, их не тронут. Нужно верить в это.

      Скрип ржавых насквозь петель пронзил комнату. А потом они услышали, как Мэтью, громко переступая ногами, вошел в соседнюю комнату. Ева знала, что сейчас девушки за стеной вцепились в свои кровати. Через некоторое время раздался пронзительный крик, а затем – звук соприкосновения двух тел.

      Вопли девушки заполнили коридор, перекрывая пыхтенье Мэтью. Их слышали за всеми дверями на этаже. Ева знала это. Она жила в разных комнатах и слышала много разных криков. Сегодня ей оставалось только радоваться, что кричала другая девушка, а не она. Или Мэри.

      Ева достаточно натерпелась от надзирателей. Все ее тело было в синяках. Так они наказывали