Охота на Снарка. Льюис Кэрролл

тставной Козы Барабанщик, он же Бывший Судья.

      Бильярдный Маэстро.

      Банкир.

      Булочник, он же Огрызок, Дохляк и пр.

      Бобер.

      Браконьер.

      А также

      Снарк.

      Буджум.

      Хворобей.

      Кровопир.

      Призрак дядюшки.

      Видения Суда.

      Обитатели гор

      и другие.

      Вопль первый

      Высадка на берег

      «Вот где водится Снарк! – возгласил Балабон, –

      Его логово тут, среди гор!»

      И матросов на берег высаживал он –

      За ушко, а кого – за вихор.

      «Вот где водится Снарк! Не боясь, повторю:

      Пусть вам духу придаст эта весть!

      Вот где водится Снарк! В третий раз говорю.

      То, что трижды сказал, то и есть».

      Был отряд на подбор! Первым шел Билетер,

      Вслед за ним – с полотенцами Банщик,

      Барахольщик с багром, чтоб следить за добром,

      И Козы Отставной Барабанщик.

      Биллиардный Маэстро – отменный игрок –

      Мог любого обчистить до нитки;

      Но Банкир всю наличность убрал под замок,

      Чтобы как-то уменьшить убытки.

      Был меж ними Бобер, на уловки хитер,

      По канве вышивал он прекрасно

      И, по слухам, не раз их от гибели спас,

      Но вот как – совершенно неясно.

      Был там некто, забывший на суше свой зонт,

      Сухари и отборный изюм,

      Плащ, который был загодя отдан в ремонт,

      И практически новый костюм.

      Тридцать восемь тюков он на пристань привез,

      И на каждом – свой номер и вес;

      Но потом как-то выпустил этот вопрос

      И уплыл в путешествие без.

      Можно было б смириться с потерей плаща,

      Уповая на семь сюртуков

      И три пары штиблет; но, пропажу ища,

      Он забыл даже, кто он таков.

      Его звали: «Эй-там!» или «Как-тебя-бишь!»

      Отзываться он сразу привык

      И на «Вот-тебе-на», и на «Вот-тебе-шиш»,

      И на всякий внушительный крик.

      Ну а тем, кто любил выражаться точней,

      Он под кличкой иной был знаком,

      В кругу самом близком он звался «огрызком»,

      В широких кругах – «дохляком».

      «И умом не Сократ, и лицом не Парис, –

      Отзывался о нем Балабон. –

      Но зато не боится он Снарков и крыс,

      Крепок волей и духом силен!»

      Он с гиенами шутки себе позволял,

      Взглядом пробуя их укорить,

      И однажды под лапу с медведем гулял,

      Чтобы как-то его подбодрить.

      Он как Булочник, в сущности, взят был на борт,

      Но позднее признаньем потряс,

      Что умеет он печь только Базельский торт,

      Но запаса к нему не запас.

      Их последний матрос, хоть и выглядел пнем,

      Это был интересный пенек:

      Он свихнулся на Снарке, и только на нем,

      Чем вниманье к себе и привлек.

      Это был Браконьер, но особых манер:

      Убивать он умел лишь бобров,

      Что и всплыло поздней, через несколько дней,

      Вдалеке от родных берегов.

      И вскричал Балабон, поражен, раздражен:

      «Но Бобер здесь один, а не пять!

      И притом это – мой, совершенно ручной,

      Мне б его не хотелось терять».

      И, услышав известье, смутился Бобер,

      Как-то съежился сразу и скис,

      И обеими лапками слезы утер,

      И сказал: «Неприятный сюрприз!»

      Кто-то выдвинул робко отчаянный план:

      Рассадить их по двум кораблям.

      Но решительно не пожелал капитан

      Экипаж свой делить пополам.

      «И одним кораблем управлять нелегко,

      Целый день в колокольчик звеня,

      А с двумя (он сказал) не уплыть далеко,

      Нет уж, братцы, увольте меня!»

      Билетер предложил, чтобы панцирь грудной

      Раздобыл