Волчий уголок. Александр Пискунов

пересекающими его темными поперечными полосками. Снизу, где рулончик был заточен на манер карандаша, на проволочном колечке болтался кусочек палочки с надетой ниппельной резинкой. Наверху в качестве далеко заметного маячка торчал белый стержень небольшого пера.

      Такой невиданный раньше поплавок сразу понравился Славику. Ему захотелось сделать такой же.

      – А как вы делали? Клеили? – Он не откладывал в долгий ящик вопросы.

      – Нет, Слава. Все проще. Скрутил бересту потуже и обмотал нитками. Она высохла и будто склеилась, зажала намертво и маячок и колечко.

      Долго собирался и примеривался Славик, но наконец сделал первый заброс. Он не захотел стоять в воде, как дядя Петя. Отошел ближе к стоянке и уселся на приглянувшейся еще вчера наклоненной березе. Здесь вдоль берега широкой полосой устлали воду листья неведомой водяной травки, похожие на оладьи. Забрасывал он сразу за травкой. Видно, а укромном месте дежурила стайка плотвы. Клевать начало сразу. Чаще всего бойкие плотвички стаскивали с маленького крючка короеда, и тогда после недолгого «танца» поплавок безнадежно замирал. Иной раз Славик успевал дернуть удилище, когда поплавок на секунду опускался в воду, и выкидывал на берег серебристую рыбку.

      У дяди Пети клевало реже. Зато он редко впустую терял насадку и возле него дежурила более взрослая плотва.

      Славик долго ловил не отвлекаясь. Потом, то ли плотвицы стали не так активно теребить насадку, то ли ему надоело; он забросил удочку на глубину – на крупную рыбу и вместе с угомонившимся поплавком стал ждать.

      Весь день дул с юго-запада легкий ветер. Не в силах раскачать воду, защищенную лесом, он поднимал волну только далеко от берега. Солнце не показалось за день ни разу. Черноголовые чайки молча летали над водой. Синички перекликались в елках, но слететь поближе к озеру не решались.

      Славик пошел к дяде Пете и начал уговаривать его идти домой. Тот долго не соглашался, но потом услышал стук топора на стоянке и стал сматывать удочку.

      Шалаш они не узнали. Отец не терял времени. Он так уплотнил, утеплил жилье лапником, березовыми и ольховыми ветками, что вместо геометрически правильного сооружения шалаш стал походить на приземистую, плохо сложенную копну сена.

      – Первобытная какая-то хижина, – сказал Славик.

      – Да, то ли юрта, то ли просто куча хвороста, – поддержал его дядя Петя.

      – Ничего вы не понимаете, – разом опроверг их отец. – Если уж на что и похожа наша избушка… – он даже отошел немного, чтобы удобнее было любоваться, – так на чукотская ярангу Приземиста, широка, главное, теплой будет: когда дверь сделаю.

      – А что, в яранге тепло? – заинтересовался дядя Петя.

      Отец любил рассказывать про Чукотку, где в молодости прожил два года.

      – Спорное утверждение. Избалованному человеку и в хате холодно, на печку его тянет, а привычному к сорокаградусному морозу и в яранге рай. Не тепло там в нашем понимании. Поэтому люди греются