Куртизанка. Книга вторая. Морвейн Ветер

Элены короткий стон. Эван снова начал её целовать. Элена, забывшись, опустила руки и, обняв князя, принялась шарить у него по спине. До сих по она ни разу не видела покровителя целиком – как и князь не видел целиком её.

      Потом оба замерли, тяжело дыша. Эван давно уже держал девушку на руках. Было тяжело, но всё равно не хотелось её отпускать. В голове крутились обрывки глупых мыслей, которые, как он знал, не нужно говорить вслух. «Я люблю» и «Я никогда тебя не отпущу». «Отпущу, – возразил себе Эван, – и очень скоро». Эта мысль мгновенно отрезвила его, и он осторожно опустил Элену на землю, а затем аккуратно натянул обратно на девушку бельё.

      – Придётся переодеваться, – растерянно произнесла Элена и, чуть заметно усмехнувшись, приподняла одну бровь. – Простите, князь. Что люди подумают о вас…

      – Что я сошёл с ума, – ответил Эван, разглядывая влажную от пота сорочку. «И это на самом деле так».

      Некоторых вещей – таких, как эта – Эван до конца не понимал. Мадлен – по большей части – выглядела как человек, который не боялся ничего. За внешней хрупкостью легко угадывалось циничное презрение ко всем, кто её не принимал. Но иногда Эвану казалось, что есть что-то ещё.

      По усадьбе неторопливой походкой шествовал сентябрь, и деревья в парке постепенно меняли цвет, каждым шорохом своих листьев напоминая Эвану о том, что это последняя осень для него.

      Признаваться в том, что путь его подошёл к концу, было странно – что бы там ни было, до конца он не мог поверить в поставленный диагноз.

      Там, наверху, в изъезженных стальными кораблями межзвёздных просторах, время, казалось, толком и не шло. Там всегда была зима – и потому Эвану казалось, что ему нечего особо терять. Большую часть своей жизни он провёл там, на космических путях, и большую часть жизни чувствовал себя так. Время ничего не значило для него.

      Потому ли, что здесь, на Альбионе, жизнь шла иначе – или потому что именно теперь он по-настоящему почувствовал, что живёт – но Эван вдруг обнаружил, что ему до ужаса не хотелось умирать.

      Кашель почти не беспокоил – только если он слишком долго бежал. Грудь, правда, по-прежнему болела по ночам, но теперь он так крепко спал, что совсем этого не замечал.

      И трудно было поверить, что он, совсем ещё молодой и почти здоровый человек, так скоро отправится на тот свет.

      Эван невольно думал об этом, оставаясь в одиночестве, которого здесь, в усадьбе, «было хоть отбавляй». Дамы без конца говорили, что они только и ждут, когда их оставят одних и позволят заниматься своими делами. Их разговоры о новых платьях и соседях, на званых обедах которых эти платья должны быть показаны, на самом деле утомляли. Но стоило Эвану отойти достаточно далеко, как леди Изабель сама заявлялась к нему в кабинет и терзала его с просьбами устроить бал. Леди Катрин если и выбиралась из свой комнаты, то только для того, чтобы призвать всех обратиться к Ветрам и покаяться во всех грехах. Садовник, добивающийся разрешения перекопать клумбы у границы парка и посадить там весной какие-то деревья с розовыми и голубыми листьями, попросту раздражал. Племянники после последней