СборNik: Любовь. Евдокия Краснопеева

на бледном лице, смотрели на неё с живым участием. Лицо брата было необыкновенным – потрясённым и иступлённым одновременно…

      Вот тогда Лиза впервые испытало то чувство, которое пыталась определить сейчас, привалившись на залитый солнцем подоконник. Беспокойство, переродившееся в страх? В самом деле, это было оно?!

      А тогда она посчитала, что внезапно замёрзла, и попыталась обнять свои плечи руками. Её ладони наткнулись на куски разодранного платья, и Лиза скорее разбросала руки в сторону, боясь обнаружить новые неожиданности.

      – Нельзя быть такой безрассудной, – тихо сказал Митя.

      Она почувствовала на своём, видимо полунагом теле, мокрую ткань наброшенного мужского сюртука. Лиза зажмурилась: брат бросился за ней следом в Лешачью пасть – бездонный омут… и вытащил полумёртвую (или полуживую?). Лиза зажмурилась еще сильнее, впервые в жизни она не хотела знать больше.

      Дмитрий принёс сестру в дом на руках и передал в руки перепуганной Дарье. Фигура его, мокрая, облепленная тиной, была устрашающа, и никто не посмел обратиться к нему с вопросами. Он сам сёл нужным пояснить, бросил сухо:

      – Княжна поскользнулась, упала в омут.

      Лиза увидела брата на следующий день, ближе к полудню. Он прислал за ней Дарью. Княжна послушно пришла в библиотеку.

      Митя стоял у окна спиной к входу. Лишь только девушка прикрыла за собой дверь, сказал ровно и даже скучно, не оборачиваясь:

      – Ты сегодня же отправишься к нашей троюродной бабке в Рязань. Я пришел к выводу, что тебе рано жить без старших в доме. Твоё безрассудство едва не стоило тебе жизни.

      Этот странный тон ударил по напряженным нервам княжны, как хлыст. Она спросила дрожащим (нет, не от страха, скорее, от недоумения) голосом:

      – Что я буду делать в обществе старухи, страдающей икотой и несварением желудка?

      – То же, что и здесь, душенька. Читать, музицировать, вышивать, скучать.

      – Я никуда не поеду! – теперь это был протест ярости: брат снова собирается превратить её в невидимку.

      – Хочу тебе напомнить, Лиза, – он так и не повернулся. – Я, князь Буланин, в силу своего возраста и положения, являюсь твоим опекуном. И, как опекун, я считаю: лучшим для тебя местом будет Рязань.

      Лиза в пылу праведного гнева хотела возразить, что разница в шесть лет не является таким уж огромным промежутком, чтобы возомнить себя всемогущим старцем, ответственным за неразумное дитя. Митя не дал ей и рта открыть, продолжил всё тем же бестрепетным тоном:

      – Я намерен провести лето в Усадах, ещё и поэтому тебе необходимо уехать.

      Мысли Лизы скакнули в другую сторону и, прежде чем разум сумел удержать от опрометчивых предположений, она выпалила:

      – Это Полина требует моего отъезда?

      Митя, запнувшись на мгновение, ответил:

      – Да.

      Лиза каким-то шестым чувством поняла его ложь: кто посмеет указывать князю Буланину?

      – Согласись, у неё есть на это некоторое