Кузнецов в стране аниме. Анатолий Соколов

их, – Джин помолчал и продолжил. – И перенаправлять. Например, помнишь твой план доведения Оды до инфаркта?

      Я кивнул, и Джин продолжил:

      – Если в нём начнёт появляться страх, то он просто перенаправит его кому угодно. И усилит многократно, а жертва умрёт от страха.

      – Понятно. Надо что-то сделать со страхом.

      – Не совсем, – ответил Джин. – Это касается абсолютно любых эмоций. Меня так страхом не проймёшь. Я к этому устойчив, но Ода… Он ужасен… Ты помнишь все 6 кланов? Саката, Ода, Судзуки, Санада, Акияма и Казама. У Оды армия большая, но довольно слабая. Её бы давно разбили, если бы не он. Санада, Акияма и Казама подчиняются Оде беспрекословно. Он вселяет в них ужас.

      ***

      Когда я проснулся, солнце уже было высоко. Лениво позавтракав, я стал думать, что делать с Одой.

      – У тебя есть всё, чтобы его победить, – сказала Энн. – Способность подавлять эмоции или полностью их убирать. Попробуй вспомнить, ты в его теле. Оно помнит всё.

      Я задумался. Перед глазами начали появляться какие-то картины.

      Город. Лавка с булочками. Какой-то засранец сказал девчонке лет восьми, что она уродина и убежал. Девчонка ревёт. Ренджи подходит к ней, кладёт руку на голову. Она успокаивается, начинает улыбаться.

      – Никогда не плачь из-за дебилов, – сказал ей Ренджи и пошёл дальше.

      Другая картина.

      – Глава! Помогите генералу Абе. Его жена умерла уже месяц как, а он не выходит из депрессии. Того и гляди самоубьётся.

      Ренджи, войдя в просторный, но аскетично обставленный зал замка, замечает его, сидящего в глубокой задумчивости у низкого стола. Это – генерал, человек, чьё имя известно далеко за пределами этих земель. Его фигура, обычно прямая и внушительная, сейчас сгорблена, словно груз утраты придавил его к земле. Лицо, обычно выражающее непоколебимую решимость, теперь кажется измождённым, с глубокими тенями под глазами, выдающими бессонные ночи. Его длинные, седеющие волосы, обычно аккуратно уложенные, растрёпаны.

      На генерале надето простое тёмное кимоно, лишённое привычных украшений и знаков отличия. Рядом с ним на столе лежит катана в изысканных ножнах, но её положение кажется необычным – клинок слегка выдвинут, как будто рука генерала только что отпустила рукоять. На полу стоит нетронутая чашка саке, а рядом – лист бумаги с набросками стихов, написанных резкими, нервными штрихами. Чернила кое-где размазаны, словно от капель, упавших на бумагу.

      Взгляд генерала устремлён в пустоту, его глаза, обычно пронзительные и полные огня, теперь тусклы и словно смотрят куда-то далеко, в прошлое. Он не замечает гостя, погружённый в свои мысли. В воздухе витает тяжёлая тишина, нарушаемая лишь слабым шорохом ветра, проникающего через полуоткрытые сёдзи. Ренджи чувствует, что перед ним человек, стоящий на грани, балансирующий между жизнью и смертью, и каждое его движение, каждый вздох словно наполнены глубокой скорбью и сомнениями.

      Наконец, генерал замечает Ренджи и произносит:

      – Глава Саката. Я не расставался с этой женщиной 20 лет. И не хочу изменений. Я ухожу, прости мою слабость.

      – Я понимаю, –