Соблазнить негодяя. Лорен Хит

укоризненно произнесла герцогиня.

      Лео усмехнулся.

      – Зачем мне желать чего-то еще? У меня уже есть женщина, которую я люблю. Большего мне не нужно.

      – О, Лео! – Герцогиня явно хотела упрекнуть и его, но в ее голосе прозвучали удовольствие и игривость женщины вдвое младше ее. – Не пора ли к столу?

      – Да, конечно, – сказал Стивен.

      Он взял у мисс Доусон стакан и, изловчившись, поставил его на ближайший столик. Повернувшись, он увидел, что Айнсли уже положил ее руку на свою, согнутую в локте, и повел ее из комнаты, что-то нашептывая на ушко.

      Внутри у Стивена все сжалось. Он знал, что брат никогда не разболтает чужого секрета, не расскажет ей об истинной глубине ран Стивена, и все же ему было неприятно видеть их вместе. Так же, как ему было неприятно то, что его оставили одного. С некоторых пор одиночество стало его раздражать.

      У него появилось предчувствие, что обед будет ему не в радость.

      Герцогиня распределила места за столом так, что Мерси оказалась между герцогом, восседавшим во главе стола, и художником, который сидел рядом с герцогиней, занимавшей противоположный от герцога край. Пальцы художника то и дело скользили по руке герцогини, и не случайно, – в этом Мерси нисколько не сомневалась. То когда он брал вино, то когда подзывал слугу. Постепенно попытки скрыть близость сошли на нет, и Лео просто переплел свои пальцы с ее пальцами и гладил ее руку, когда подавали блюда, вкуснее которых Мерси ничего не пробовала.

      Мерси поняла, что Лео, говоря, что влюблен, имел в виду герцогиню, отчего ей стало одновременно и радостно, и горько. Она почувствовала себя глупо оттого, что не догадалась об этом раньше, но еще ей захотелось услышать подобное признание от майора Лайонса.

      Не то чтобы оно могло когда-нибудь прозвучать. Даже в госпитале, когда им случалось на пару минут остаться наедине, они всего лишь разговаривали, не более того. Он ни разу не попытался поцеловать ее. Она убеждала себя, что его сдерживало уважение к ней, хотя подозревала, что виной тому была ее простоватая внешность. Или рост, который иногда заставлял мужчин чувствовать себя рядом с ней неловко. Или жуткий цвет волос. А может быть, он видел, насколько она была предана делу, которым занималась.

      Как минимум три сестры, хихикая, рассказывали о том, что целовались с ним. Одна получила от него гораздо больше. О, он не был святым! И она не могла винить его в том, что он искал удовольствий, когда каждый день его могла ждать смерть в бою. Да и ее нравственные ориентиры дали сбой. Она ловила каждое его слово, радовалась любому знаку внимания, молилась о том, чтобы их отношения переросли в нечто большее.

      Крым не был похож на Англию. Там не было чаепитий, балов и пожилых компаньонок, сопровождающих юных невинных леди. Да и невинных леди там не было. Тонкокожие и особо чувствительные там не задерживались. Раны необходимо было перевязывать, а они не всегда были в удобных местах. Мужчин нужно было мыть, поворачивать, кормить. Они требовали ухода и днем и ночью. И каждый из них нуждался в ласковом прикосновении, в добром слове.

      Она