Грешница. Тесс Герритсен

задать вопрос. В конце концов Маура покорилась и замкнулась в себе.

      – Они всегда наводили на меня ужас, – сказала Маура. – Монахини.

      – А я и не думала, что вас можно чем-то запугать, доктор.

      – Я многого боюсь…

      Риццоли рассмеялась:

      – Но только не трупов, верно?

      – В мире есть вещи пострашнее трупов.

      Они оставили тело Камиллы на холодном каменном ложе и двинулись к залитому кровью пятачку возле двери, где ранее обнаружили Урсулу, еще живую. Фотограф закончил съемку и ушел; в часовне остались только Маура и Риццоли – две одинокие женщины. Их голоса эхом разносились под сводами храма. Маура всегда считала церковь священной обителью, где даже душа неверующего найдет утешение. Но сейчас ей было неуютно в этом мрачном месте, где недавно прошлась презревшая святыни смерть.

      – Вот здесь нашли сестру Урсулу, – сказала Риццоли. – Она лежала головой к алтарю, ногами к двери.

      Как будто пала ниц перед распятием.

      – Этот мерзавец – просто животное, – произнесла Риццоли, злые слова отскакивали от ее губ, словно кусочки льда. – Вот с кем мы имеем дело. Он психопат. Или чертов обколотый нарик, который пытался что-то украсть.

      – Мы даже не знаем, был ли это мужчина.

      Риццоли махнула рукой в сторону трупа сестры Камиллы:

      – Думаете, такое могла сделать женщина?

      – Женщина может ударить молотком. Размозжить череп.

      – Мы нашли след ботинка. Вон там, в проходе. Большого размера, похож на мужской.

      – Его не мог оставить кто-то из медиков «скорой»?

      – Нет, их следы вот здесь, у самой двери. А тот, в проходе, совсем другой. Это его след.

      Подул ветер, и задрожали стекла в окнах, а дверь заскрипела, словно кто-то невидимый отчаянно рвался внутрь. У Риццоли не только губы, но и лицо приобрело синюшный оттенок, но она не пыталась укрыться от холода. В этом была вся Риццоли – слишком упрямая, чтобы капитулировать. Расписаться в собственном бессилии.

      Маура посмотрела под ноги, на каменный пол, где еще недавно лежала сестра Урсула, и внутренне согласилась с Риццоли, предположившей, что такое мог сотворить лишь психически больной. В этих кровавых пятнах она видела признаки безумия. Как и в ударах, размозживших череп сестры Камиллы. Это было или безумие, или Зло.

      Ледяной холод сковал ее спину. Маура выпрямилась и, дрожа, уставилась на распятие.

      – Мне холодно, – сказала она. – Нельзя ли где-нибудь погреться, выпить чашку кофе?

      – Вы закончили работу?

      – Я увидела все, что мне нужно. Остальное покажет вскрытие.

      2

      Они вышли из часовни, переступая через ленту оцепления, которая к этому времени уже сорвалась с дверного проема и оказалась подо льдом. Ветер трепал их пальто и хлестал по лицу, пока они шли по двору, щурясь под порывами снежной бури. Когда они ступили в мрачный вестибюль главного входа, Маура ощутила легкое прикосновение тепла к своему онемевшему лицу. Пахло яйцами, старой