Раннее (сборник). Александр Солженицын

Марёво?

      Церковь, горка и овраг?..

      – Лупачиха…

      – Озерище…

      – Где потом?

      – Орёл.

      – Дружище!

      Становой Колодезь?

      – Ляды…

      Мы же были…

      – Мы же рядом!..

      – Лютый Корень…

      – Русский Брод…

      – Зуша…

      – Чаполоть… Заплот…

      – Мост и ров?..

      – Да ты присядь!

      Генка, скоро там пожрать?

      Левин.

      – Нержин.

      – Яков. Лей.

      А тебя?

      – Меня – Сергей.

      Я – запас.

      – И я – запас.

      Где уж кадрам, entre nous[20],

      Без запасников, без нас,

      Эту б выиграть войну!

       – Кем был до?

      (В косматой шкуре,

      В гуле гибнущей земли:)

      – Я доцент литературы

      Из московского ИФЛИ{140}.

      – Из МИФЛИ?!.

      (Без шапки…)

      Ба!

      Я вас видел там! Судьба…

      Только эта борода

      Не росла у вас тогда.

      – С сорок первого. С обетом

      Не сбривать до дня Победы.

      На лице не помню шрама.

      – Ильмень-озеро, раненье.

      В ярком верхнем освещеньи

      Узнаю, каков был там он:

      …«Век великий Просвещенья!

      Век Вольтера, век Бентама!..»{141}

      Мудрецов по стенам лики,

      У студенток трепет век.

      «…Восемнадцатый Великий

      Человеком гордый век!..»

      Помню, помню, свеж, разглажен,

      Остроумен, оживлён,

      Вёрток, прост, непринуждён,

      В смелых выводах отважен,

      Красноречием палим,

      За звонок читал – и даже

      Коридором шли за ним.

      А теперь отяжелели,

      Разжирели я и он,

      Еле-еле, еле-еле

      Набираем мы разгон.

      И взахлёб, безперебойно,

      Торопливо, безпокойно,

      Пьём ли, курим ли, едим –

      Говорим и говорим.

      Книгам клич! Сейчас он – царь их!

      Реет мысль в его словах,

      Жизнь живая блещет в карих

      Протрезвившихся глазах.

      Трижды клятые вопросы –

      Русь, монголы и Европа,

      Расстегнулся, шапку сбросил,

      Чуток, тонок, мягок, тёпел…

      Будто грудь его дыханьем

      Разорвала тесный обруч,

      Говорит он о Германьи,

      Понимающий и добрый…

      Но разведенные плечи

      Высоко несут погоны…

      И лунатиком диспетчер

      Принимает эшелоны.

      И – казаки по вагонам.

      Звон от сабель. Стук прикладов.

      «Вы-ходи!» – И по перрону

      В шубках, в шляпках, в ботах, стадом –

      «Без вещей, как есть!..» – безсильных,

      Перепуганных цивильных,

      Всех пешком на пункты сбора,

      Снегом розовым сквозь город,

      Отбивая по пути,

      С кем вольно им провести

      В подворотне, там ли, тут,

      Вгоряче пяток минут.

      Генерал

20

Между нами (франц.).