Цветущая вечность. Темирлан Муслимов

свою истинную природу – каждая деталь пульсировала особым смыслом, как будто сама реальность пыталась что-то сообщить. Серое небо было холстом, на котором проступали узоры времени, калитка – дверью между мирами, а запах хвои – нитью, связывающей все версии происходящего. Он смотрел на мир глазами исследователя, как когда-то смотрел дед. Случайностей не бывает – бывают закономерности, которые мы ещё не научились понимать.

      Замок открылся с той же неизбежностью, с какой сходятся линии точного расчёта. Входя в дом, юноша чувствовал, как прежняя тревога уступает место странному спокойствию исследователя, нашедшего ключ к разгадке. Гул лаборатории встретил его на лестнице, и теперь в этом звуке слышалось нечто новое – признание права находиться здесь, в этой точке пересечения всех времён, словно дом сам выбрал его продолжателем дедова эксперимента

      Трансформация цветка достигла нового уровня. Каждый лепесток теперь напоминал тончайшую пластину из неизвестного материала – на грани между стеклом и металлом, излучающую едва уловимое мерцание. В центре розы разворачивалась кристаллическая архитектура, похожая одновременно на снежинку и схему атомной решётки. Казалось, роза превращается в живой механизм, воплощая в себе те законы природы, которые дед искал все эти годы.

      – Арк, – произнёс он, ощущая странную тяжесть от осознания неизбежности этого момента, – сейчас ты скажешь то, что я уже слышал дважды.

      – Приветствую. Что вы имеете ввиду? По моим данным…

      – «Ваше последнее посещение было три недели назад», – слова сами сорвались с губ, опережая механический голос.

      – Я знаю, Арк. Твои системные часы идут линейно, но время вокруг нас свернулось в петлю. Я здесь. Снова и снова.

      – Временные аномалии невозможны согласно…

      – В этой тетради, – юноша бережно достал её из-под чертежей, – схема особенного устройства. Дед рисовал её торопливо, будто боялся не успеть. Но центральный элемент… он едва намечен, словно призрачный силуэт. Раньше я считал это небрежностью, но сейчас понимаю – дед просто знал. Знал, что эта часть будет постоянно меняться, следуя за трансформацией цветка в каждом новом цикле времени.

      В тишине лаборатории электронное молчание Арка казалось особенно значимым – словно сам искусственный интеллект пытался осмыслить невозможное.

      – Мои протоколы… не предполагали подобного сценария, – наконец отозвался он.

      – Я знаю, Арк, – юноша подошёл ближе к цветку, наблюдая, как свет играет в его гранях. – С каждым повторением я всё яснее вижу: дед создал нечто большее, чем просто эксперимент. – Посмотри внимательно. Его структура эволюционирует, трансформируется. Каждая итерация приближает нас к чему-то… к чему-то, что дед пытался создать.

      – По моим расчётам, никаких изменений… —начал Арк, но его слова потонули в волне воспоминаний.

      Юноша уже шёл к дальнему углу лаборатории, где под брезентом угадывались очертания старого друга – катушечного магнитофона