Иван и Муза. Валерий Цуркан

уже много лет считал себя начинающим писателем. Много лет он начинал-начинал, да так ничего и не завершил. И жена подумала и уехала жить к программисту, который умел начинать и заканчивать все дела. Может быть, Мария ушла вовсе не из-за увлечения литературой, но он считал, что именно по этой причине. Иван Сергеев мнил себя пострадавшим за искусство.

      Иван часто запирался в своей комнате, окружал себя стопками книг и, погрузившись в мир фантазий, сочинял истории о далёких странах и необыкновенных героях. В его воображении трещали реи кораблей, пронзающие океанские просторы, вырастали высокие горы, скрывающие в своих недрах тайны древних цивилизаций. Каждый вечер, садясь за стол, он искал слова, что могли бы превратить придуманные им образы в живую реальность. Однако годы тянулись, и Иван, достигнув зрелости, так и не смог завершить ни одного романа. Лучшими ему казались первые наброски – мимолётные эскизы, которые он прятал в ящике стола, опасаясь их кому-либо показать. Но его книги умирали, так и не родившись. Любой его замысел укладывался в одну-две страницы, на том интерес к роману пропадал и листок отправлялся в картонную папку с надписью «Незавершённое».

      Писал он исключительно на бумаге, компьютеры не признавал, хотя пользовался ими по работе. Когда ему было тридцать, он купил старую пишмашинку «Москва» в надежде, что она поможет развить писательский дар, но и эта магия не подействовала. Некоторые буквы западали, и иногда приходилось дорисовывать их карандашом. Пальцы частенько застревали между клавишами – порой сдирал кожу, вытаскивая их из недр машинки и вполголоса матерясь. Всё как у настоящих писателей, кроме результата.

      Каждое утро он просыпался с намерением написать хотя бы несколько страниц. Но слова, как птицы, ускользали от него, а мысли разбивались о суровые будни, не позволяя создать не только роман, а даже короткую повесть или рассказ. В моменты вдохновения он брал ручку или заправлял бумагу в машинку, но спотыкался на первых же строках. В лучшем случае домучивал две-три страницы.

      Он осознавал, что, возможно, не завершить свой роман – это тоже своего рода искусство. Он стал наблюдать за жизнью вокруг, записывая наблюдения и мысли. Эти дневниковые заметки превращались в страницы, которые не были романами, но могли бы рассказать миру о постоянном и безрезультатном стремлении к писательству.

      Жизнь Ивана Сергеева стала хроникой его немоты. В какой-то момент, поняв, что снова не смог дописать даже рассказ, он начал принимать свою неполноценность как личный стиль.

      А ещё он верил в музу. Не в эфемерную мистическую, с арфой и крылышками, которая существует в воображении писателей, а в настоящую женщину. Был уверен, однажды его посетит прекрасная незнакомка, и он напишет гениальный роман. Создаст такую вещь, которая покорит каждого. А ещё представлял, что у писателя с музой должен быть секс. С женой были отношения, но хотелось большего, праздника и феерии. Оттого и ушла Мария, что их постель за годы совместной жизни превратилась в театральные подмостки провинциального театра – оба делали вид, что им нравится, но актёрами были никакими.

      И однажды чудо произошло.

      2

      В субботу был выходной, Иван заварил чай, капнул в него немного башкирского бальзама и сел за печатную машинку. Чем нравилась «Москва» – старушка не боялась быть залитой чаем или кофе. Компьютерная клавиатура после этого выбрасывалась в мусорку, а пишмашинка знай себе работала.

      Две недели писал он новый рассказ, но на бумаге появлялись лишь мёртвые буквы. Текст не хотел оживать, чего-то не хватало. Иван выбрасывал скомканные листы, пил чай, курил и думал, как же придать жизни этой истории. Но ускользало нечто важное – сколько бы автор ни долбил по клавишам, не удавалось поймать настроения и создать атмосферу. Набор предложений не желал превращаться в художественное произведение. Или же удавалось ухватить что-то интересное, выкроить из череды слов красивого героя, но дальше перед автором вырастала стена, которую он не мог пробить уже многие годы. Каждый раз казалось, что вот, нашёл! – но нет – снова выходила мертворождённая зарисовка. Иногда даже красивая, но – мёртвая.

      Он уже давно переболел жаждой бумажных публикаций любой ценой. Публикация у него была, но лишь одна, и та в платном альманахе. Когда он с трепетом открыл приятно пахнущую бумагой свою первую (и на сей момент последнюю) книгу, то с ужасом понял, что рассказы, размещённые в толстом томе с твёрдой симпатичной обложкой, пахнут не столь красиво. Стало стыдно, что рядом с ними напечатана и его зарисовка, и Иван зарёкся издаваться в графоманских сборниках. Хоть он и был сам графоманом, но подкованным, разбирался в литературе.

      ***

      …За спиной послышалось движение. Оторвавшись от печатной машинки, Иван развернулся и увидел женщину лет тридцати. Одета в белый спортивный костюм и такие же белые кроссовки. Светлые волосы собраны на затылке в короткий хвост. Красивое лицо с тонкими чертами, большие глаза, нежные губы – она была прекрасна.

      – Здравствуйте, вы не видели моего кота? – с улыбкой спросила белоснежная женщина.

      Как эта красавица оказалась в квартире с запертой изнутри дверью – большая загадка.

      – У