Твоя Мари. Флешбэки. Марианна Крамм

увидев там, на дорожке, ведущей к выходу из двора, парочку. Высокий парень с темными волосами, в распахнутой короткой куртке и голубых джинсах, пытался удержать за руку тонкую, хрупкую на вид девушку в длинном черном пальто и берцах. С плеча девушки то и дело соскальзывал ремень тяжелой сумки, она поправляла его свободной рукой, а вторую тщетно пыталась выдернуть из пальцев парня. Он что-то говорил ей, и лицо его, насколько я мог рассмотреть с высоты своего этажа, было расстроенным.

      Наконец девушке удалось высвободить руку, и она побежала к остановке, придерживая сумку и ни разу не оглянувшись. Парень сел на лавку и вцепился руками в волосы, мне даже показалось в какой-то момент, что он заплакал. И я вдруг понял, что именно так привлекло меня в этой в общем-то будничной сцене, что заставило забыть о варившемся кофе и вообще обо всем. Эта парочка была похожа на молодых нас.

      На меня и Мари. На меня – и мою умершую два года назад единственную настоящую любовь.

      Выходной, выпавший на среду, начался с уборки кухни – пока я наблюдал за развивавшейся во дворе драмой, кофе успел убежать полностью, пристать к поверхности плиты намертво, и теперь я вынужден был ликвидировать последствия собственного любопытства, вызванного приступом ностальгии.

      Она не отпускала меня, Мари. Не отпускала, что бы я ни делал, как бы ни старался переключиться на что-то другое. Возможно, мне стоило все-таки дочитать единственную оставшуюся у меня тетрадь, и тогда все как-то улеглось бы. Но – я не мог заставить себя сделать это, как будто понимал, что вот тогда точно все закончится. Как будто Мари умрет снова, и уже ничего будет не исправить. А пока я не открывал тетрадь, еще была надежда.

      Это, конечно, выглядит странным – мне уже не пятнадцать лет, я не влюбленный подросток, я давно взрослый, состоявшийся в некоторых сферах человек. Но… это сложно объяснить тому, кто не терял, тому, кто не смыкал объятий и не чувствовал только пустоту. Мне не помогала психотерапия – возможно, я выбрал не того специалиста, а ходить с этим к Олегу больше не мог, потому что осознал, наконец, что вот ему гораздо больнее и хуже, чем мне. Он потерял смысл жизни, и это не красивая книжная фраза – Мари была для него всем, он все подчинил тому, чтобы она прожила хоть немного дольше, чем ей было отведено врачами. И вот теперь, когда рак забрал ее, Олег словно замер, остановился и потерял желание двигаться куда бы то ни было. Жил по инерции, потому что умереть вместе с ней не смог – я так это видел.

      С новым психологом как-то сразу не заладилось, и причина была, конечно же, в Теме. Ну, не мог я постороннему человеку вываливать все о своих пристрастиях в постели. А ведь именно Тема и была, по сути, причиной всего, что происходило в моей жизни. И говорить о Мари и моих чувствах к ней не имело смысла без объяснений, что, как и почему, а вот этого, как раз, я и не мог сделать, сидя в кресле перед незнакомым, чужим и ничего не понимающим психологом.

      Я бросил эти походы через месяц, устав изворачиваться и обходить опасную тему собственных девиаций. Может, конечно, и зря, но поступить так мне показалось правильным. Был соблазн пожаловаться Олегу, но я хорошо помнил его слова: «Ты так и будешь ждать от меня одобрения каждого своего слова или действия? Я тебе отец, что ли? Живи уже сам, Денис, тебе слишком много лет, чтобы зависеть от чужого мнения, тем более, от моего».

      Так что рассчитывать на помощь друга и в этот раз я не мог. Да и беспокоить его не хотел.

      Закончив с уборкой, я все-таки сварил кофе, взял сигарету и вышел на балкон, приоткрыл створку, устроился в кресле и закурил. Погода стояла пасмурная – типичный апрель, которые так ненавидела Мари. Снег еще не полностью растаял, но уже пахнет чем-то неприятным, и чернеющие островки асфальта вызывают скорее уныние, чем радость. Наверное, это начинаешь понимать только с возрастом, потому что накапливается груз воспоминаний и проблем, и тебе просто некогда задумываться о романтике. Прежде так не было.

      Я довольно хорошо помнил себя в возрасте того парня, которого увидел из окна – третий курс института, только-только начали всерьез встречаться с Мари, я в буквальном смысле летал, не замечая усталости и малого количества времени на сон. Каждую свободную минуту я старался отдавать Мари, у которой времени на встречи тоже оставалось не так много. Но какими же наполненными были те моменты, когда мы все-таки оказывались вместе… Я потом ощущал себя энергичным, словно зарядился дополнительно и мог делать что-то сверх того, что обычно. Машка словно давала мне этот заряд, наполняла силой и дарила одновременно какой-то внутренний покой. Голова становилась легкой, а мысли ясными – наверное, так.

      Но при этом я всегда очень скучал по ней. Стоило нам не увидеться пару дней, и мне начинало казаться, что я все придумал, никакой Машки на самом деле у меня не было и нет. На третьем курсе она много болела – видимо, организм плохо справлялся с учебной нагрузкой и постоянными ночными дежурствами. То и дело я слышал в лекционном зале от ее одногруппниц, что Машка опять не пришла, потому что слегла то с очередным бронхитом, то с низким давлением. Я настоял, чтобы она сдала анализы, выяснилось, что у нее жуткая анемия – гемоглобин был таким низким, что вообще странно, как Машка передвигалась.

      – У