Король не ходит конём. Дэн Дрезден

ное сходство не равняется стопроцентной идентичности. Всё, что его сейчас окружало, – необходимый набор для комфортной игры, рассчитанный на один раз. Ровно через шестьдесят минут всё это сгорит и исчезнет вместе с тем, кто останется на борту.

      Эвердэй приложил ладонь к идеальной обшивке космического судна. «Чистый Исход» – таково было символичное название корабля. И сколько бы раз Тобиас ни оказывался на борту «Исхода», он не переставал дивиться его царственно-ровному движению и небывалой скорости.

      Корабль строился из самых передовых сплавов. У него не было ни номеров, ни серий. Во всём бескрайнем космосе мог существовать лишь один «Чистый Исход», конструирование нового запускалось только после запланированной гибели предыдущего.

      Эвердэй коснулся седых бакенбард. Мысли разливались по разуму Звёздного Гроссмейстера сложнейшими мелодиями. Магистр задумался, какие из полусотни полученных им титулов приносили ему наибольшее удовольствие. Или хотя бы подобие удовлетворения. Ответ радовал и огорчал одновременно. Лишь первый, самый важный титул, связанный с его любимым занятием, имел для него значение, – все прочие звания и регалии были ему глубоко безразличны.

      А что вообще приносило ему удовольствие, помимо Игры, с тех пор как он отошёл от своего первого и последнего официального проигрыша сто пятьдесят лет назад? На этот вопрос отвечать и вовсе не хотелось. Благо, скоро начнётся Партия. Тобиас не глядел на часы, это было ни к чему. Его внутренний метроном работал столь же точно и неумолимо.

      Пять… четыре… три… две… одна…

      Нет, он не слышал, как к «Чистому Исходу» пристыковалась капсула со вторым игроком. Светлейшие умы разных звёздных систем приложили все усилия для того, чтобы этот корабль не издавал ни звука. Ничто не должно было нарушать гармонию Партии. Эвердэй просто знал, что это должно случиться сейчас.

      И вот единственная дверь бесшумно поднялась. Через неё вошел причудливый человек.

      «Человечек» – уточнил для себя Тобиас.

      – Приветствую, – не сразу выдавил из себя прибывший и, затравленно осмотревшись, присел на незанятое кресло. Он сделал это с плохо скрываемой опаской. Несомненно, представитель потенциальной колонии знал об особых функциях необычного кресла.

      Звёздный Гроссмейстер кивнул в знак приветствия. Он давно перестал расходовать энергию на неуместные формальности. Его так называемый оппонент начал аккуратно ощупывать сиденье в поисках подвоха.

      – Вы думали, вас обмотает ремнями? – совершенно не вуалируя пренебрежение, поинтересовался Эвердэй. – Или пронзит иглами?

      – Конечно нет… – вскинув взгляд на магистра, растерянно произнёс второй игрок. – Просто… просто я был уверен, что почувствую что-нибудь…

      – И почувствуете, – пророчески пообещал Тобиас. – Если вдруг вздумаете с него приподняться. Но вы ведь не станете этого делать.

      – Не стану, – поспешно подтвердил представитель защищающейся планеты, хотя то был не вопрос. Казалось, он давал обещание самому себе.

      Звёздный Гроссмейстер оглядел соперника в упор без лишней деликатности. Того, кому было суждено проиграть ему в течение ближайших двадцати пяти минут, звали Фейден Пегг. Тридцать восемь лет, двое детей, преподаватель точных наук. Заурядный профессор обыкновенного университета. По нелепой случайности оказался лучшим игроком на родной планете.

      Или, быть может, он выиграл у тех, кто поддавался ему, не желая оказаться сегодня здесь: на кресле, с которого нельзя вставать, за одним столом с мастером, которого нельзя обыграть?

      Эвердэй прищурился. Перед ним находился совершенно банальный типаж, который не смог бы вызвать в Тобиасе интереса или жалости даже в его молодые годы. В годы, когда сердце магистра было на месте и стучало в такт добрым намерениям.

      Маленький рост, общая неказистость, телодвижения, лишённые точности и завершённости, круглое смешное лицо, испуганный «ёжик» белёсых волос и короткая безвкусная бородка, будто созданная лишь для того, чтобы её обладатель мог теребить её при приступах неуверенности.

      Разве что на глазах можно было сделать какой-никакой акцент. Живые, проницательные, ввинчивающиеся в суть, – это были глаза игрока. Но им не хватало концентрации, глубины, требовательности… да и многого другого. Человек с такими глазами не мог выиграть у Тобиаса Эвердэя.

      Гроссмейстер скучающе вздохнул и вновь отвернулся к иллюминатору. Пегг намеревался ему что-то сказать, но, увидев подобную реакцию, осёкся и сжал челюсти. Его вниманием завладела шахматная доска.

***

      «Корчит из себя сонного демиурга!» – гневно подумал про себя Фейден, косясь на безмятежный профиль со вздернутым подбородком. – «А на деле – палач, извращенец, психопат, убивающий миллионы одним движением руки».

      Пегг смахнул со лба капли пота, предательски покидающие его организм.

      «И гений, гений стратегии. Гений шахмат! Просто гений с большой буквы!» – тут же шепнул Пеггу его воспалённый разум.

      Тобиас Эвердэй был первым и главным игроком во Вселенной.