Мне лучше. Давид Фонкинос

без особого повода. Что ж, я действительно люблю планировать, расписывать, намечать все заранее.

      – Страшно рад тебя видеть, – сказал Эдуар. – Тем более мадам Гарриш так кстати отменила свой визит. У нас куча времени. Я свободен до четырнадцати сорока пяти.

      – Вот и отлично.

      – Можем сходить в итальянский ресторанчик на углу. Там очень вкусное тирамису, вот увидишь.

      – …

      – Или ты предпочитаешь “Плавучий остров”?[5] Но перед тем как идти в ресторан, ему непременно хотелось похвастаться своим приобретением – новейшим суперкомфортабельным зубоврачебным креслом.

      – Смотри, какие мягкие подлокотники – пациент может положить сюда руки.

      – Да…

      – А это облегчает боль. Вроде бы пустяки, но так пациент расслабляется процентов на десять больше, чем обычно.

      – Да?

      – А подставка для ног, погляди… высота регулируется. Как в Эр-Франс в первом классе.

      – …

      – Вот погоди, еще немного – и визит к стоматологу станет сплошным удовольствием.

      Тут уж я промолчал. Да Эдуар и сам, похоже, понял, что хватил лишку. Впрочем, для стоматолога такая любовь к своему ремеслу и такая забота о пациентах весьма похвальна. Его профессиональный пыл не мог меня не тронуть, так что я, поначалу равнодушный к его драгоценному креслу, невольно заинтересовался. И даже задал несколько вопросов. Эдуар просиял, и мы еще довольно долго, как фанатичные креслопоклонники, созерцали это чудо техники.

      На полпути в ресторан Эдуар вдруг остановился:

      – Но… ты что, сегодня не работаешь?

      – Взял день отгула.

      – А-а… понятно… – сказал он, помрачнев. – Надеюсь, ничего серьезного?

      – …

      – Ты что-то хочешь мне сказать?

      – Да нет.

      – Являешься без предупреждения и хочешь, чтобы я поверил, будто ты ничего не собирался мне сказать?

      – Но так и есть – ничего! Просто взял и заглянул к тебе. Как раньше.

      – Но ты и раньше так не делал.

      – Тогда допустим, я решил начать.

      Это правда. Я никогда не заходил к нему вот так – ни с того ни с сего. Наша дружба носила характер строго размеченной пунктирной линии, и было неизвестно, к чему приведет моя попытка отклониться в сторону: сможем ли мы дружить в не отведенных для приятельского общения обстоятельствах. У Эдуара, как и у меня, все в жизни развивалось предсказуемо. У него даже был свой постоянный столик в ресторане. Поражаюсь людям, которые любят обставлять свой быт такими указателями. Лично мне было бы неприятно появляться там, где меня легко найти и опознать, ведь это значит, что придется разговаривать, а я не всегда готов к изящному трепу. Хотя вряд ли кто-нибудь догадывается, что я чураюсь устойчивых привычек из робости. В этом смысле Эдуар – полная противоположность мне: он обожает, чтобы его узнавали, обращали на него внимание, выказывали уважение. С хозяином ресторана он был на ты. “Как дела? – А у тебя?” – приветствовали они друг друга.

5

“Плавучий остров” – десерт из белкового суфле и заварного крема. (Прим. перев.)