Записки провинциальных сыщиков. Группа авторов

Рыма с заявлением, что живущую по соседству с ним старуху дворянку Саржеву в эту ночь душили и ограбили. Так как это было верстах в трех от города, то я крестьянина отпустил, сказав, что сейчас приеду, а сам отправился на станцию, приказал запрячь в перекладную лошадей и, взяв с собою двух десятских, отправился на место происшествия. Приехал я, когда совсем рассвело. Саржевой уже не было дома; она, как мне сказали, ушла к соседям. Я пригласил ее в дом и приступил к расспросам, причем она рассказала следующее.

      Несколько дней тому назад муж ее отправился в Киев на богомолье. Оставшись одна, она была совершенно покойна, так как никогда раньше, до этого происшествия, с нею не случалось ни воровства, ни грабежа. Так и накануне с вечера, поужинав и помолившись богу, она спокойно легла спать.

      В доме, кроме нее, никого не было, так как она жила без прислуги. Около полуночи она услышала в комнате, где спала, шум и только что хотела зажечь свечу, как кто-то схватил ее за руки и повалил на кровать. Другой человек завязал ей глаза. В таком положении один человек держал ее на кровати и иногда давил ей горло, выпытывая, где спрятаны деньги. Денег у них много не было: в комоде находились всего 50 рублей кредитными билетами, да в запертом ящике столика, что стоял в углу с образами, находилось около 100 рублей медью и серебром. Вследствие того, что ее душили, требуя денег, она рассказала им все и отдала ключи. В этом положении она пробыла часа два, затем ее оставили [в покое]. После ухода грабителей Саржева развязала глаза и еще долго оставалась одна в доме, пока не начало светать. С рассветом она пошла к соседям. В доме, как оказалось, все было забрано, комод и сундук открыты, окно и двери отворены. Кто душил и ограбил ее, она не знает и подозрений ни на кого не заявила.

      Пригласив понятых, я приступил к осмотру дома и нашел, что в окне было вынуто стекло; значит, преступники проникли в дом через отворенное снаружи окно. Дом Саржевой состоял из двух комнат и кладовой. Первые были отделены от кладовой сквозными сенями. Все двери были отворены; несколько ключей, связанных ленточкой, лежали посреди комнаты на полу; сундук, комоды и ящики были открыты и пусты: все в них находящееся было забрано. Всего денег, платья и белья – взято было больше чем на 800 рублей. У Саржевой на шее вокруг горла видна была сильная опухоль, и голос у нее хрипел. Никаких вещественных доказательств, уличающих преступников, в доме не найдено. При осмотре двора была найдена у порога медная солдатская пуговица, Саржева заявила, что таковой пуговки между ее вещами не могло быть.

      При расспросах соседей и Саржевой о том, не посещал ли ее кто-нибудь и не видели ли соседи вблизи дома Саржевых кого-либо, узнать ничего не удалось, потому что никто и ничего не видел. Мне известно было, [что] во многих открытых в Верхнеднепровске кражах в известной степени часто бывал замешан богатый крестьянин Чабан, живущий против дома Саржевой, хотя улик против него никогда не было. На этот раз я тотчас же обратился к нему и произвел строжайший обыск как в доме, так и во дворе и в саду, но ничего не нашел. Тогда я