Гризли (сборник). Джеймс Кервуд

жизнь протекла вдали от человека, и потому он вовсе не был зол. Как и все медведи, он не убивал из одного только удовольствия убить. Из целого стада оленей он выхватывал только одного и доедал его до самого мозга его костей. Это был вполне мирный владыка. Он признавал и для себя самого и для всех других существ только один закон – «оставь меня в покое». Этим законом так и веяло от всей его фигуры теперь, когда он стоял на задних лапах и внюхивался в долетавший до него незнакомый запах.

      Своей давящей, массивной силой, властностью и одиночеством он походил на горы, с которыми никто не мог соперничать в небесах, так же, как и с ним в долинах; с горами он был связан целым рядом веков. Он был частью их. История его расы началась и умирала среди них; он и они были во многих отношениях подобны. До самого этого дня он не смог бы припомнить, кто стал бы оспаривать в этих местах его власть и права, за исключением разве только таких же точно медведей гризли, как и он сам. С такими соперниками он встречался лицом к лицу, открыто, и часто дело доходило у них до смертного конца. Он всегда был готов сражаться при малейшем оспаривании его прав на эти места, которые он всегда считал своими. Пока он не был побежден сам, он являлся единственным властителем, судьей и деспотом по своему собственному выбору. Он был неограниченным владыкой в этих богатых долинах и зеленых лужайках и единственным повелителем над всеми окружавшими его здесь живыми существами. Он властвовал над ними прямо и открыто, без малейшей стратегии и коварства. Его не любили и боялись, но сам он ни к кому и ни к чему не испытывал ни ненависти, ни боязни. Он был честен от природы. Вот почему он открыто ожидал появления того страшного существа, запах которого до него донесся из долины.

      Когда он сидел так на задних лапах, нюхал воздух своим рыжим носом, то что-то внутри его заговорило об его далеких, терявшихся в тумане времени, поколениях. Никогда раньше он еще не ощущал в своих ноздрях подобного запаха, а между тем, почуяв его, вовсе не считал его для себя новым. Он только никак не мог освоиться с ним, не мог его определить. Но тем не менее он знал, что в нем заключалось что-то страшное и полное угроз.

      Целые десять минут просидел он, точно изваяние, на задних лапах. Затем ветер переменился, запах стал становиться все менее ощутимым и, наконец, прекратился совсем. Тир немного опустил свои плоские уши. Он медленно повернул свою громадную башку так, чтобы глаза его могли видеть зеленую долину и площадку, на которой он стоял. Теперь, когда воздух по-прежнему был свеж и чист, он моментально позабыл о запахе. Он опустился на все четыре ноги и снова принялся за охоту на кротов. В ней было много забавного. Такая махина в двадцать пять пудов весом, какою был он, – и вдруг занялась охотой на крошечных кротов в какие-нибудь два вершка длиной и в несколько золотников весом. Тем не менее целый час Тир занимался этим