Лети, светлячок. Кристин Ханна

шагнул назад и, проведя рукой по волосам, посмотрел на детей, испуганных и растерянных.

      – Мы переезжаем, – сказал он.

      Мара побледнела.

      – Как это?

      – Мы переезжаем, – взяв себя в руки, повторил Джонни. – В Лос-Анджелес. Мне предложили там работу. Начнем все сначала. Здесь, без нее, мне жизни нет. – Он взглянул в сторону спальни, но на кровать смотреть не мог и вместо этого посмотрел на меня.

      – Если это из-за того, что я пыталась помочь…

      Он рассмеялся – сухо, надтреснуто.

      – Разумеется, все на свете крутится вокруг тебя. Ты вообще меня слышишь? Я не могу жить в ее доме.

      Я потянулась к нему, но Джонни отстранился:

      – Талли, уходи.

      – Но…

      – Уходи, – повторил он, и я поняла, что ему действительно этого хочется.

      Вцепившись в дневник, я протиснулась мимо Джонни и обняла мальчиков – крепко прижала их к себе и расцеловала в пухлые щеки, стараясь навсегда запомнить их лица.

      – Ты же к нам приедешь, да? – робко спросил Лукас. Малыш уже столько потерял, и неуверенность в его голосе убивала меня.

      Мара схватила меня за руку:

      – Можно я с тобой останусь?

      Джонни у нас за спиной горько рассмеялся.

      – У тебя есть семья, – тихо проговорила я.

      – Это больше не семья. – На глазах у Мары заблестели слезы. – Ты же обещала, что всегда будешь рядом.

      Не выдержав, я стиснула ее в объятиях так яростно, что Мара с трудом высвободилась.

      Из комнаты я вышла почти на ощупь – слезы застилали мне глаза.

      Глава шестая

      – Может, хватит мычать себе под нос? – обратилась я к Кейт. – Как я, спрашивается, буду головой думать, если ты всю дорогу мычишь? Мне и так вспоминать тяжело.

      Я не мычу.

      – Ладно, не мычишь, а пищишь. Ты что, бегун-марафонец из мультика?

      Сперва пищало тихо, словно комар над ухом, но звук нарастал и постепенно сделался нелепо громким.

      – Ну прекращай уже!

      У меня заболела голова. Не на шутку разболелась. Зародившись в глазницах, боль расползалась, отдаваясь по всей голове мерным стуком мигрени.

      Я молчу, как покойник.

      – Очень смешно. Погоди-ка. Это не ты. Это вообще на сигнализацию похоже. Что за х…

      МЫЕЕТЕРЯЕММЫЕЕТЕРЯЕМ

      Кто это сказал? Нет, прокричал. Кто это?

      Кейти рядом со мной вздохнула. От этого мне сделалось грустно, как бывает, когда старая ленточка порвется.

      Кейти прошептала мое имя и добавила:

      Время.

      Я испугалась – во-первых, из-за усталости в ее голосе, а во-вторых, само слово страшное.

      Я что, потратила все отведенное мне время? Почему я больше ничего не сказала? Не задавала вопросы? Что со мной случилось? Ей это известно, я знаю.

      – Кейт?

      Молчание.

      Внезапно я падаю – переворачиваюсь в воздухе и лечу вниз.

      Я слышу голоса, но несут они какую-то околесицу, а боль такая мучительная и дикая, что я с трудом удерживаюсь от крика.

      ВСЕВНОРМЕ

      Душа рвется