Пора отлёта: повести осени. Елена Яблонская

барышня!» Наверное, именно поэтому я и была «любимой аспиранткой Профессора и Академика», как звали меня все в институте. Не за научные же успехи они меня любили, тем более что успехи-то вовсе и не мои, а Льва Яковлевича.

      Да, защитилась я быстро и успешно, как, впрочем, и Эдька, да и все остальные ученики нашего замечательного шефа. Мы с Эдькой одновременно были отпущены в «творческий отпуск» писать диссертации. Эдьке, правда, писательство давалось с трудом, и он каждый день бегал в институт подсунуть Профессору на проверку вымученные страницы своего литобзора. А я, быстренько, за месяц, всё накатав (компьютеров в восемьдесят шестом году у нас ещё не было!), с удивлением читала взятых в библиотеке «Братьев Карамазовых». До этого, познакомившись в школе с «Преступлением и наказанием», я не только считала невозможным читать Достоевского, но даже боялась держать его книги дома. К сожалению, на десятой книге «Карамазовых» Профессор «отозвал» меня из отпуска.

      – Эдвин, скажите Наталье, пусть выходит на работу, – сказал он сурово. – Я знаю, она давно всё написала, – и добавил зловеще: – Она не пишет. Я знаю, что она делает там, в общежитии…

      – А что? – испугался Эдька.

      – Спит она там, вот что!

      Это была сущая правда. Я отсыпалась, кажется, за всю жизнь, с умилением вспоминая слова однокурсницы «Сон – это святое!». Однако в аспирантском общежитии с нашим студенческим девизом никто не считался. Ночи напролёт болтали, хохотали, пели, читали стихи и разучивали акробатический рок-н-ролл прямо в холле нашего «взбесившегося» седьмого этажа. После бурно проведённой ночи я дрыхла часов до двух и выползала на апрельское солнышко, когда сотрудники институтов шли домой обедать.

      Дрожит и переливается хрустальная синь, отражается во всех бесчисленных лужицах, ручейках, озерках талой воды. И вездесущее солнце, которого, оказывается, так много, смеётся из всех посверкивающих, подмигивающих водных зеркал. Я подставляю лицо под солнце и синь и плыву, плыву, качаюсь в волнах переливчатого света… Вот идёт, аккуратно переступая через ручьи остроносыми сапожками, дама в красивой шали, элегантно повязанной поверх демисезонного пальто. Это Тамаркина шефиня Цветана Георгиевна. Она явно благоволит ко мне.

      – Наташенька, здравствуйте! Вы печальны? Я принимаю в вас участие… Проблемы? Рассказывайте!

      Что ж, проблемы есть. Например, давно, уже с полгода, болит зуб. То есть не болит, а как-то ноет и дёргает. Наверное, режется зуб мудрости. К врачу? Нет, это невозможно, защита же на носу!

      – Конечно, защищаться без зуба мудрости было бы опрометчиво, – серьёзно говорит Цветана Георгиевна, и только мудрые сорокалетние глаза смеются.

      – Нет, правда, Цветана Георгиевна, и с работой вот тоже… Помните, я докладывала на семинаре про эти триады с хинонами? Так вот, кинетика по ним не воспроизводится!

      – Нам бы вашу воспроизводимость… – вздыхает Цветана Георгиевна.

      Ну, у вас живые системы, а