Название | Россия в Средиземноморье. Архипелагская экспедиция Екатерины Великой |
---|---|
Автор произведения | И. М. Смилянская |
Жанр | История |
Серия | |
Издательство | История |
Год выпуска | 2011 |
isbn | 978-5-91674-129-2 |
Неопределенность международной ситуации, как и нечеткость собственного статуса, характеризовавшие начало дипломатической миссии маркиза Маруцци, сменились периодом заметного усиления позиций российского поверенного.
Апогей же его деятельности по привлечению Венеции на сторону России пришелся на 1770 г.[971]
В марте 1770 г., накануне начала боевых действий в Греции[972], Маруцци сообщал венецианскому правительству посредством своего конфидента Драганича, что Россия надеется на сотрудничество с республикой. Как бы от своего имени Маруцци добавлял – и это станет его основным аргументом в споре с венецианскими политиками, – что Венеции следует немедленно связать себя договором с Россией, поскольку после завоеваний в Средиземном море Екатерина II уже не будет заинтересована в дружбе переживающих не слишком хорошие времена венецианцев. Кроме того, союз с Россией мог бы избавить республику от постоянных проблем с греческим населением венецианских островов, на которое Петербург имел определенное влияние[973]. Впрочем, в укреплении связей с Венецией нуждалась и Россия, поскольку отношения между русским и австрийским дворами в этот период значительно ухудшаются: в марте 1770 г. Вена фактически заблокировала назначение русского консула в Триесте (на это место Екатерина прочила грека Антона Папу)[974].
Развитие событий в Морее в апреле 1770 г. увеличило шансы Маруцци добиться своего: его доводы становились весомее, мнения венецианских политиков относительно союза с Россией стремительно дифференцировались. Основным противником Маруцци по-прежнему оставался венский двор, внимательно наблюдавший за развитием ситуации в Средиземноморье. В то же время поверенный надеялся, что успехи русского флота позволят склонить общественное мнение Венеции на сторону России и изменить вектор ее внешней политики. Получив информацию о колебаниях в венецианском правительстве, Маруцци в начале мая 1770 г. доводил до его сведения через Драганича, что готов послужить посредником в переговорах по созданию альянса, однако лишь в том случае, если будет уверен в серьезности намерений венецианцев. Тогда же Маруцци составил и подал специальное отношение к Сенату с изложением всех преимуществ от союза России и Венеции. В качестве одного из «сильных» доказательств Маруцци использовал возможные экономические последствия от ослабления турецкого влияния в Морее: Венеция могла бы претендовать на часть владений Турции в Европе и тем самым поправить свои финансовые и торговые дела. Ситуация в Архипелаге, по мнению Маруцци, делала такое развитие событий весьма вероятным, несмотря на статус кво, зафиксированный в 1718 г. миром в Пассаровице, по которому Венеция как раз потеряла свои земли на Пелопонесе. При всем том, документ был написан Маруцци в самых общих выражениях и, дабы предоставить Сенату необходимую свободу действий, содержал принятые в дипломатии формулы благодарности за расположение венецианцев к русским[975].
Однако
971
1769 год заканчивался для Маруцци более или менее хорошо. Так, 11/22 декабря 1769 г. он информировал А.М. Голицына о том, что венецианский Сенат разрешил всем тем, кто связан с русским двором, беспрепятственно пересекать границы республики. В следующем послании – от 13/24 декабря того же года – Маруцци замечал: «Что же до настроения здешнего правительства, то, кажется, оно в некоторой степени переменилось: разрешение на проезд тому доказательство» (РГАДА. Ф. 1263. On. 1. Ед. хр. 2044. Л. 82 об., 84; оригинал по-французски). Н.И. Панин писал Маруцци по этому поводу 16 января 1770 г.: «Вам следовало бы формально приветствовать сенат от имени ее вел<ичест>ва по поводу постановленного им в настоящей нашей войне с Портою образа действий, согласного с существующею между империею и республикою дружбою; но так как в виду всегда тревожной осторожности правительства последнему могла бы быть неприятна слишком большая огласка и придача особенного значения его решения выражением публичной благодарности, то быть может вы признаете более удобным ограничиться сообщением тем сенаторам, с которыми вы поддерживаете сношения, тех чувств, какие испытаны были вашим двором по получении вашего донесения о нынешнем поведении сената, а равно и тех упований, какие они всегда могут возлагать на неизменные чувства России к республике» (СбРИО. Т. 97. С. 14-15; оригинал по-французски). Маруцци предписывалось всеми средствами склонять Венецию к более решительным действиям.
972
Тогда же, 9 марта, Маруцци отправился из Венеции в Пизу, везя с собой полтора миллиона венецианских монет, предназначенных на нужды русского флота в Средиземноморье (NM. 1770. 22. 174). В тот же день к вечеру Маруцци был уже в Ферраре и 10 утром возобновил путешествие в Тоскану (NM. 1770. 22. 175).
973
Схожие тезисы Маруцци высказал в письме к А.М. Голицыну из Ливорно от 8/19 марта 1770 г. (РГАДА. Ф. 1263. On. 1. Ед. хр. 2045. Л. 9-9 об.). Маруцци был присущ крайний оптимизм относительно перспектив втягивания Венеции в русско-турецкий конфликт и, по всей видимости, во многом он выдавал желаемое за действительное.
974
См. реляцию Д.М. Голицына в Петербург от 10 марта 1770 г. (СбРИО. Т. 97. С. 38-39). Екатерина писала Панину по этому поводу: «Господа австрийцы, если они последовательны, должны после отказа принять нашего консула в Триест из опасения турок, выгнать нашего посланника из Вены и объявить нам войну; этот отказ в принятии консула не есть поступок свойственный нейтралитету» (Там же. С. 39; оригинал по-французски). В секретной записке отправлявшемуся в Турин А.В. Нарышкину от 7 июня 1770 г. говорилось: «При венецианской республике находится здешний поверенный в делах, но об ней ничего подлинного сказать нельзя, ибо оная пребывает в оборонительной своей нерешимости, продолжая иметь застарелый страх и опасение от турок, а притом удерживается с одной стороны противниками здешними вступать против турок в некоторое с нами согласие, а с другой может быть опасается, равно как и венский двор, своих подданных с нами единоверных и весьма нам усердных» (Там же. С. 71).
975