Нештатное искривление. Повести. Юрий Проценко

общих чертах. В таких общих, что общее не бывает. Так что знать о вас я ничего толком не знаю.

      Вряд ли он мне поверил, но это ничего не меняло.

      Способность вызывать людей на откровенный разговор, помимо прямого давления, у меня всегда напрочь отсутствовала. Расположить к себе собеседника – это не моё. Да и облик мой тому, пожалуй, не в помощь. Потому я свыкся со спорной мыслью, что при случае тот, кому нужно – выложит сам, а нет, значит – и не надо. Сейчас, на первый взгляд, был как раз такой случай.

      – В детском доме, который располагался в усадьбе Глыбова, находился мой сын. До последующего усыновления за границу. Пытаюсь его найти.

      Краевед пристально следил за моей реакцией.

      Сопоставляя сказанное им с тем, что ранее слышал от Тягина, я смутно начал кое-что понимать. Но недоумение ещё не уступало, было совершенно искренним и Краеведом, видимо, ожидаемым.

      – Может быть, там остались какие-нибудь архивы… или кто-то из бывших работников, местных жителей что-то знает… – продолжил он. – В таком вот плане как бы…

      – Ничего не понимаю, – заверил его я. – Давайте как-то поподробнее что ли…

      – Поподробнее… – согласно кивнул он.

      В этот момент у меня заверещал лежащий на столе телефон. Я на секунду отвлёкся, но не стал отвечать и, извинившись, выключил звук. Затем, то же сделал и с проводным аппаратом слева от себя.

      – Я отнимаю у вас время… – вежливо предположил Краевед.

      – Но я всё-таки хотел бы вас выслушать – подбодрил его я.

      – В своё время в Ташкенте я был в близких отношениях с одной девушкой. Она была дочерью тамошнего партийного бая. Он планировал выдать её замуж в своих клановых интересах. Когда узнал, что мы встречаемся, меня стали прессовать со всех сторон. И не только меня – всю семью. На что уж отец мой был человек не из простых – один из главных специалистов в урановой отрасли. В итоге мне пришлось уехать. О том, что моя девушка беременна, я тогда не знал. Мы договорились, что будем писать друг другу до востребования. Когда её положение стало заметно, её отправили в Кара-Калпакию к родственникам матери. Там и родила. Сначала ребёнка собирались оставить на воспитание в надёжной и молчаливой семье в дальнем кишлаке. Но потом кто-то из аксакалов рода её отца сказал ему, что мальчик должен покинуть их землю. Так он оказался в том самом детском доме. Девушку мою всё-таки выдали замуж. Ещё троих родила. Теперь живёт в Лондоне. И тоже ищет нашего сына. Тем более, муж давно умер. Такие дела. Я, собственно, поэтому и переехал из Москвы сюда, в Переяславль-Заречный. Поближе к детскому дому. Пытался найти ходы туда. Даже статью написал про усадьбу Глыбова. (Он усмехнулся). Но мало того, что прав у меня никаких по документам не было, так ещё и дом этот детский оказался уж больно какой-то не простой. Воспитанников мало. Режим строже, чем обычно. Так у меня ничего и не вышло.

      – Откуда же вы узнали об усыновлении? – спросил я.

      – От матери его. Позже. Мы с ней на связи, хотя с тех пор ни разу не виделись.