Исповедь сумасшедшего бога. Людмила Ляшова

остальные молоденькие девчонки, вечно нарядные, при макияже, словно каждый день собирались не на работу, а на конкурс красоты…

      Валерия я заметила сразу, и не только я. Трудно было не заметить: стройный, со спортивной фигурой, веселые чертята в глазах и задорный вихор пепельно-золотых волос. Он через прищур осмотрел наш «женский монастырь» и улыбнулся:

      – Ну здравствуйте, я новый водитель из доставки.

      В тот день мне выпало оформлять ему выездные документы, а вечером он уже провожал меня домой. Я тонула в зелени его глаз, я упивалась его поцелуями и, казалось, все вершины счастья вдруг очутились где-то далеко внизу, под моими ногами.

      Через две недели после знакомства он уже перебрался жить ко мне. Он был моим мужем, я – его женой, хотя мы и не стали обременять свои паспорта глупыми штампами. На работе нас звали Вера и Валера, Валера и Вера. Девчонки откровенно завидовали мне. А мне казалось, я не смогу прожить без него и дня…

      Неприятности начались, когда он это понял.

      Не помню, кто сказал: «Женщина не должна прощать мужчине измену – это ее унижает. Если она действительно любит, то просто ничего не заметит». И я не замечала. Мне можно было ставить памятник, как самому великому незамечателю вселенной. Я не замечала, что все его рубашки насквозь пропахли женскими духами, я не замечала подозрительных синяков на его груди и следов губной помады на шее. Я не замечала, что мнимый конец его рабочего дня наступает на несколько часов позже действительного. А когда он однажды не явился ночевать, я проревела на кухне всю ночь, а утром была как всегда веселой и не замечала его вранья.

      Наверное, я сама виновата, я слишком многое ему позволяла, но я боялась его потерять. К чему скандалы, выяснения отношений? Ведь насильно мил не будешь. А я хотела всегда быть для него милой. Я на несколько часов раньше его вставала, лишь бы успеть привести себя в порядок и приготовить ему завтрак. По вечерам я читала ему свои повести и рассказы. Мне было важно только его мнение. Стоило ему сказать «чушь» о каком-то рассказе, и тот в одно мгновение оказывался в мусорном ведре. Но если он хвалил, я была самым счастливым человеком. Да, я слишком многое ему позволяла, и он это тоже понял…

      Начались ссоры, если это можно было так назвать. Он высказывал все, что обо мне думал, а я молчала, стараясь прекратить конфликт. Он называл меня тряпкой, бесхребетным созданием, а я… Я глотала пачками таблетки, и он, забрав меня из реанимации, целовал мои руки, умолял простить и клялся, что такое больше не повторится. Действительно, ТАКОГО, больше не было. Один раз заглянув в лицо смерти, я сама не успела понять, что поняла, но стала уравновешеннее, словно замкнулась в скорлупу. Меня трудно было оттуда извлечь, и это, кажется, раздражало его сильнее всего.

      В тот день он пришел с работы раньше обычного. У меня была ангина, и я сидела в кресле с листами новой рукописи, но не столько работала, сколько изнывала от температуры. Мне было так плохо, что я не сразу сообразила, чем он занимается, и лишь молча следила, как он беспорядочно заталкивал свои вещи в чемодан.

      – Я