Ольга, княгиня русской дружины. Елизавета Дворецкая

всего лишь минувшей осенью, то ее княгиня держала в руках с таким чувством, будто завладела величайшим сокровищем. У нее пока не было на этот счет ясных замыслов – кто же знает, как оно все будет лет через пятнадцать? – но в мечтах о будущем дочери та виделась ей восседающей где-то среди богов, в таком же убранстве из белизны облаков и золота солнечного света…

* * *

      Из сеней слышались неразборчивые голоса и восклицания. Муж уже все знает – расскажет мне или нет?

      – Это Якун, младший брат Ингоря киевского! – объявил Володислав, вернувшись в избу. – Видать, прислал его посмотреть, не помер ли старый пень.

      – Младший брат Ингоря? – В изумлении я встала с места, но тут же опять села: мы с Володиславом были одного роста, и поэтому он предпочитал разговаривать со мной, когда он стоял, а я сидела. – Так он, выходит, мой дядя?

      Брат Ингвара киевского тем же образом приходился братом и его старшей сестре Мальфрид – моей матери. Я невольно оглянулась, будто могла отсюда, из Коростеня, снова увидеть то, что видела на берегу Ужа, но так плохо рассмотрела.

      – Да, верно, – сообразил Володислав. – Тогда нам придется позвать его в гости. Сейчас же пошлю туда кого-нибудь.

      Он кликнул отроков, чтобы отыскали Житину. А сам, отправив посланца, принялся в беспокойстве расхаживать по избе.

      Несмотря на невысокий рост и легкое сложение, мой муж был весьма хорош собой: правильные, крепкие черты лица, жесткий подбородок, дававший знать, что это мужественный человек. Высокий широкий лоб был, пожалуй, немного велик для лица, но говорил об уме, решимости и упрямстве. А широкие брови внешним концом слегка нависали над углом глаз, и от этого, когда я смотрела ему в лицо, мне казалось, будто прямо надо мной парит черный коршун на своих присогнутых крыльях. Вот только взгляд светло-серых Володиславовых глаз был не как у коршуна. В нем часто проглядывала усталость, а бывало, и досада, и грусть.

      Я наблюдала за мужем, взволнованная и обрадованная: мне так редко случалось видеть родичей с материнской стороны, а с Хаконом мне к тому же предстояло встретиться впервые. Какая же я дура: пустилась бежать, вместо того чтобы толком поговорить с ним! Чего испугалась? Да разве наш Красный Всадник походил на человека, замыслившего причинить кому-то зло?

      Брат моей матери! На северном языке это будет «модурбродир». Наверное, они там, в Волховце, и сейчас говорят в семье на северном языке. Детство мое прошло среди киевских нурманов, и я тоже знала их язык, хотя не воспринимала его как родной. Но сейчас это слово, сразу всплывшее в памяти, так же воскресило передо мной и образ матери в такой ясности, в какой он давно не приходил ко мне. Я даже услышала ее голос. В груди защемило, запросились горячие слезы – радости и грусти одновременно.

      – Пожалуй, это удача, что ты с ним в родстве. – Муж остановился прямо передо мной и повернулся: – Будь с ним поприветливее, слышишь? А, да ты и сама рада, будто яйцо снесла! – Он махнул рукой, взъерошил свои светлые волосы, которые и без того