Сын города. Том Поллок

она: мы, хотя я познакомился с нею всего за пять минут до этого и мог унюхать ужас в ее поту сквозь всю толпу на Оксфорд-стрит субботним днем. Что за человек может так думать? Мы.

      Я один, и это секрет, поэтому я позволяю себе улыбнуться.

      Над головой кружат и орут чайки. Пока я смотрю, одна выпадает из ленивого круга и молниеносно пикирует к земле, быстро хлопая крыльями, чтобы смягчить посадку. Чайка косит на меня желтым глазом. Я вижу комок, растягивающий ее горло, вижу, как она дергает головой назад и вперед и тужится.

      Со скользким хлюпом клубок червей и мокриц вываливается из ее клюва на землю, расползаясь по бетону. Мой маленький муравей отбегает от кучки – его работа сделана. За ним тянется липкий след птичьей слюны.

      Я наблюдаю, как трудятся жуки: тащат пустые трубочки из фольги, пакеты от чипсов и куски фанеры в центр пустыря. Свирепо скрежещущими жвалами жуки-слоники рвут полиэтиленовые пакеты на полоски. Сначала формируются пальцы, потом икры и бедра, и передо мной неуверенно встает беспорядочная мусорная скульптура.

      Мигают глаза – яичные скорлупки. Они и только они всегда одни и те же. На этот раз Глас – женщина: ржавый велосипедный руль служит ей бедрами, длинные полоски порванного пластика – волосами. Головной конец червя грустно извивается на конце одной из рук. Я нахожу в грязи у ног палочку от фруктового льда и протягиваю ей. Червяк обвивается вокруг палочки и сгибает ее, превращая в суставы пальцев.

      – Спасибо, – говорит Глас. Яично-скорлупковый пристальный взгляд фиксирует ожоги и черные кровоподтеки на моей груди. Еще вчера она бы неодобрительно восклицала или сочувственно ворковала, но с тех пор многое изменилось.

      – Ничего, с чем не справилась бы твоя способность исцеляться, – с удовлетворением замечает она. – Призрак мертв, как я понимаю?

      – Заземлил его за «Ватерлоо», – уточняю я. – Отделался легким испугом. Думаю, избыток энергии оказался для нее чрезмерным и сломал за несколько часов. Она была в замешательстве, уже истекала кровью. В конце концов, я просто проявил милосердие.

      – Уже что-то. Хоть и мелочь. – Глас вздыхает, как будто теперь должна быть благодарна за мелочи. Поколебавшись, добавляет: – Мои голуби видели очертания волка, бродящего по стройплощадке. И Балковый Паук сообщили, что около полуночи позавчера вечером почувствовал всплеск силы через сеть. В то самое время, когда, как ты говоришь, призрак вошел в зону Выси. – Ее голос сквозит сочувствием. – Мне жаль, Филиус, действительно жаль, но Высь собирает свои силы. Не осталось никаких сомнений: это он.

      Чувствую, как будто пытаюсь проглотить кусок кирпича. До сих пор я не осознавал, как сильно надеялся, что Глас ошибается.

      – Не понимаю, – бормочу я. – Почему теперь?

      Она поворачивает голову. Ветерок раздувает пряди мусорно-мешковых волос, заслоняя лицо.

      – Филиус, – осторожно говорит она. – Ты должен знать кое-что еще. Ходят слухи – и если Высь готовится к войне, то, возможно, лишь потому, что прислушался к