.

серьезными последствиями. Даже в относительно либеральные времена Карла II инакомыслие, особенно церковное, не приветствовалось – что ж, у всякой веротерпимости свои границы. «Пожалуй, этот правитель, из всех стоявших в Англии у власти, наилучшим образом понимал страну и народ, которым управлял», – заметит много позже Дефо. Эти слова – не столько панегирик королю из тех, на которые Дефо всегда был горазд, сколько признание того, что народ к веротерпимости не готов, что объявленная веротерпимость – циничное славо- и пустословие.

* * *

      Судьба – перефразируем Пушкина – Даниеля и его родителей хранила: ведь семья Джеймса Фо жила в Сити, эпицентре сразу трех бедствий, почти одновременно обрушившихся на английскую столицу. За эпидемией бубонной чумы, уже третьей в этом столетии, последовал Великий лондонский пожар, а на следующий год – очередная война с Голландией.

      Вторая война с Голландией, в отличие от первой, победоносной, 1652–1654 годов, повергла нацию в трепет и стыд: в июне 1667 года голландский флот – подумать только! – вошел в устье Темзы. Не иначе, заговор папистов! Началась паника, подогреваемая тяжкими поражениями на море, разногласиями между адмиралами и мятежами матросов, бунтующих против взяточничества и насильственной вербовки.

      Годом раньше, в сентябре 1666 года, после засушливого лета в городе вспыхнул не унимавшийся несколько дней пожар. В Великом лондонском пожаре сгорели тринадцать тысяч домов, больше полутораста церквей, выжжены были целые улицы, выгорел весь район Сити между Тауэром и Темплем.

      «Многие не покидают своих жилищ до тех пор, пока огонь не начнет лизать им одежду»,

      – читаем в увлекательнейших дневниках тогдашнего секретаря Адмиралтейства Сэмюэля Пипса. Король, по словам Пипса, в панике, а лорд-мэр вяло отбивается от нападок:

      «Я-то что могу поделать? Я – человек конченый. Народ меня не послушается. Думаете, я не сношу дома? Увы, огонь действует быстрее нас».[4]

      А еще двумя годами раньше, поздней осенью 1664 года, в Лондон пришла чума, уже третья за столетие, и продолжалась она до осени следующего года.

      «[Бедняки] умирают в таком количестве, что подсчитать число покойников невозможно… Боже, как пустынны и унылы улицы, как много повсюду несчастных больных – все в струпьях… По улицам тащатся телеги с мертвецами, и возница тоскливым голосом возвещает: “Покойничков берем! Выносите своих покойничков!” Только и разговоров: этот умер, этот при смерти, столько-то мертвецов здесь, столько-то там. Говорят, в Вестминстере не осталось ни одного врача, одни аптекари – поумирали все».[5]

      Семья Фо, однако, никак от сей кары небесной не пострадала. И война, и пожар, и даже чума прошли стороной. Что же, правоверного пресвитерианина Бог спас? Или Джеймс Фо, вняв совету рассудительного старшего брата, шорника Генри Фо, вовремя вывез семью из Лондона, когда смертельная болезнь еще только «набирала

4

Пипс С. Домой, ужинать и в постель. Из дневников / пер. А. Ливерганта. М.: Текст, 2010. С. 40–60.

5

Там же.