Колдунья. Алексей Филиппов

коробку. Валицкий схватил коробку и, открывая её на ходу, побежал в дом, а к барину подошёл староста с караваем в руках. Началась торжествееная встреча. После старосты настал черёд священника – отца Никандра. Душу священника терзало лихо колючей обиды: он должен был первым барина благословить, но в самый неподходящий момент прихватило у батюшки живот и пришлось бежать домой. Староста же, воспользовался чужой незадачей и пролез вперёд, аки уж склизкий. После благословления толпа плотнее охватила прибывших гостей, выталкивая вперёд к барину самых уважаемых селян. И все радостно смеялись, когда Илья Ильич узнавал кого-то из крестьян и похлопывал того по плечу.

      Авдей тоже хотел подойти к барину поздороваться, но где там – не протолкнёшься. Поэтому садовник поднялся на самую высокую ступеньку и стал радоваться за других счастливцев. И тут, будто что-то в бок садовника кольнуло. Сёмки в толпе не было! Авдей еще раз оглядел счастливые лица земляков: нет среди них Сёмки.

      – Вот, стервец, – сердито подумал садовник, – в кабинете до сих пор, поди, трётся. Сейчас Илья Ильич войдёт в свой кабинет, а там дурачок стоит. Негоже получится…

      И Авдей быстро побежал к черному ходу усадьбы…

      В рождественскую ночь Марфа Полукеева спала плохо. Покоя на улице не было. Особенно громко кричали возле барской усадьбы. От души веселился там народ. И старухе, вдруг, стало завидно. Она, ведь, не всегда старой да нелюдимой была. И Марфе так захотелось вернуться в то счастливое время, когда она – младшая купеческая дочь приезжала домой с курсов акушерок на Рождество, что она, чуть было, не заплакала, но вовремя опомнилась. И сразу нахлынули другие воспоминания, где: беда на беде да ещё бедой погоняет. Опять захотелось поплакать. А тут еще на улице снег пуще прежнего повалил. Так что, уснула Марфа под самое утро.

      Тревожный стук в окно разбудил старуху, когда солнце уже блестело прямо над трубой барского дома. Марфа выглянула в окно и увидела солдатку Степаниду – мать дурачка Сёмки. Лицо солдатки казалось белее снега.

      – Матушка! – Степанида упала перед Марфой на колени. – Беда у меня! Сёма удавился!

      – Как удавился? – глухим голосом переспросила старуха.