Белая Лебедушка. Вячеслав Евдокимов

прибавлялось той немало,

      И там народ вступал во власть!

      XI

      Но были также неудачи,

      Когда враг больно тоже бил,

      И шли понуро вспять, как клячи,

      Не сосчитать тогда могил…

      Так и Фыонг в беду попала,

      Когда, отстав от всех других,

      Она, опешивши немало,

      Вдруг оказалася в тугих

      Руках врагов остервенелых…

      – Вон утопить! – решили враз.

      А море было в волнах пенных…

      Её швырнули на баркас,

      Связав верёвкой туго ноги,

      Отплыв, где глубже, глубже дно.

      Фыонг, за жизнь свою в тревоге, —

      «Эх, помирать так заодно!» —

      Вдруг распрямилась, как пружина, —

      Толчком стремительнейших ног,

      Что сей прыжок тупой вражина

      Заметить даже и не смог,

      Швырнула за борт резво тело,

      И тут же волны скрыли враз…

      И как вражина уж шумела!

      Пропала пленница из глаз…

      Стрельбу открыли ей вдогонку,

      Но не смогли уже попасть —

      Так глубоко была девчонка,

      Спускаясь глубже морю в пасть…

      А воздух вскоре на исходе

      В пустых уж лёгочных мехах…

      «Ну, вот, и смерть моя уж, вроде, —

      Мелькнула мысль тут впопыхах, —

      – Всплывать наверх – застрелят мигом,

      А, значит, надо плыть лишь вглубь!

      Чем от врага погибнуть ига,

      Меня, пучина, приголубь…»

      Плывёт всё медленней… О, чудо! —

      Узрели в тьме глаза, зорки,

      Из глубины… Ну, да оттуда

      Всплывают… струйкой пузырьки,

      Как будто воздух кто пускает

      Вверх изо рта и из ноздрей…

      Лиха в беде вдруг – мысль людская!

      Фыонг их ртом, да поскорей

      Ловить, глотать почаще стала,

      Даривши лёгким благодать,

      Хоть мысль терзала, и немало:

      «А вдруг морской то дышит тать,

      В свою ловушку завлекая,

      Чтоб растерзать и проглотить?

      Ну, значит, смерть моя такая,

      И я вовсю спешу к ней прыть!..»

      И, точно, чудище, как глыба,

      Всему, что знала, не в пример,

      Не осьминог то и не рыба,

      Имело бешеный размер,

      Спиною горбясь – великаном,

      Ракушкой густо обрастя…

      Оно влекло к себе арканом

      На дно Фыонг, людей дитя,

      Готовя страшные напасти

      И испуская пузырьки

      Из глубины змеиной пасти,

      Но не в движенье-кувырке

      Не находилося ретиво,

      Две ж пары толстых, цепких ног

      Обвили крепко косо-криво,

      Чтоб сей субъект уплыть не смог,

      Густые водорослей нити.

      Дышало тяжко существо…

      В таком плену уж не до прыти!

      К тому же, илом занесло…

      Тут глаз открылись грузно веки,

      И голос грузно зазвучал:

      – Не бойся!