Письма хрупкой души, или Made in USSR. Надежда Янаева

и ждать. Привыкли, что сразу бегут по первому крику. Ничего не делают, развитию не способствуют, но еды вынь да положь. Да еще свежее сегодняшнее, вчерашнее – нет, как можно.

      Мамина старшая сестра спилась и умерла, брат тоже. Это стоило того?

      – Что они не могут пить как все? Зачем напиваются? – возмущались родственники.

      – Ну, ладно, выпей еще рюмочку, – ласково разрешал бабушка сыну.

      В том пятиэтажном детском доме, что стоял возле школы, больше всего детей были не отказники, а дети алкоголиков. Они даже ездили на лето в деревню или на выходные к родителям. Их отпускали.

      Я не праздную праздники, я не люблю Новый год. Но спать нельзя, слишком много тягостных энергий, слегка поесть и попеть мантру ОМ, чтобы немного скорректировать это. Вот и все.

      Все праздники заканчивались одинаково: я носила грязную посуду на кухню, мама ее мыла, бабушка помогала и они рассуждали:

      – Хорошо посидели.

      – Да хорошо, – говорила одна другой.

      Весь мир удивлялся таким застольям. Я не удивлена, я пытаюсь объективно объяснить, откуда, что началось. Наверное, получается все-таки слишком субъективно.

      Вечер спускается на город, рожденным в Империи пора спать. Афганская война еще идет, где-то серым фоном, в новостных сводках. Никто не догадывался о грядущих войнах, что принесет нам будущее. Кто знает, что еще ждет нас? Уж точно не колонии на Марсе и Венере, как мы мечтали в своем пионерском детстве, смотря фильм про Алису.

      Иногда я открываю холодильник и смотрю, что ничего нет. Ничего в моем понимании – это кастрюль с едой. С некоторых пор я живу без супа, и мама знает, что я не буду, есть суп. И как-то я даже набралась смелости и сказала ей, что терпеть не могу запах вареной капусты, но это уже другая история.