Штрихи к моему портрету. Рассказки смешные и не очень. Сергей Павлович Степанов-Прошельцев

      ШТРИХИ К МОЕМУ ПОРТРЕТУ

      Рассказки смешные и не очень

      МОЯ РОДОСЛОВНАЯ

      В детстве я хотел стать клоуном. Не вышло. Но в жизни моей было много смешного. Как, впрочем, и горького. Но это – отдельная тема.

      Из таёжного посёлка

      Я родился в Сибири, в таёжном посёлке Сузун. Моя родословная известна мне с Томска, куда в массовом порядке ссылали участников польского восстания 1863 года (Королевство Польское входило тогда в состав Российской империи). Среди его участников были и мои предки. Во всяком случае, в жилах моего прадеда по материнской линии, Ивана Жаркова, как стало мне известно из архивных данных, текла польская кровь. Как звали мою прабабушку, я точно не знаю. Кажется, Матрёна. У них с Иваном Жарковым было двое детей: Дмитрий и Анастасия. Анастасия – это моя бабушка. Она родилась в 1892 году. Иван Жарков умер рано, и прабабушка вышла замуж во второй раз, на семейной фотографии изображён её новый супруг и их совместная дочь Наталья.

      Бабушка вышла замуж за Владимира Яковлевича Басина. Кем он был на самом деле, я не знаю. Существует несколько версий. Армянская (фамилия Басинян претерпела изменения и превратилась в Басин), цыганская и еврейская (будто бы дед был крещёным евреем). Последняя версия соблазнительна – она наталкивает на то, что дед был как-то связан с Польшей (Бася – распространённое польское женское имя). Но сведений о Басине ни в архивах, ни в церковных книгах Томска нет. Если он крестился, то крестился где-то в другом месте.

      В пользу последней версии свидетельствует и то, что в Израиле живет культуролог Яков Зиновьевич Басин. Я увидел его фотографию и обомлел: есть ярко выраженное сходство и с моим дедом, и с моей матерью, и даже со мной. Написал ему письмо, но он ответил, что ничего не знает о своих предках – все они погибли во время Первой и Второй мировых войн. Сам же он появился на свет в Белоруссии.

      У бабушки родились две дочери – Августа (тётя Гутя) и Галина. Имя Августа опять-таки свидетельствует о польских корнях, как, впрочем, и имя моей сестры – Анелия. Неля – очень распространенное польское имя. Неля родилась в Колпашево. Там, между прочим, отбывал ссылку Яков Свердлов. Почему мои родители оказались в этих забытом Богом местах, куда ссылали и в советское время, вроде бы догадаться нетрудно. Но это не совсем так.

      Отец и мать учились в Томском университете. На стипендию очень трудно было прожить. Особой помощи от родителей не было. Мама рассказывала, что могла позволить себе на стипендию хлеб и кусочек халвы. У нее потом долго болел желудок. Вот они и оставили учёбу. Уехали в Новосёлово. Туда, где жили тётя Гутя с бабушкой. Это – версия сестры. А вот моя. Когда мы жили в Будённовске, мама однажды сказала, что они с отцом познакомились в Томске, где учились в Учительском институте*. Туда можно было поступить без конкурса. Стране нужны были педагоги. На социальное происхождение студентов порой не обращали внимания.

      Учительские институты – учебные заведения для подготовки учителей средних классов общеобразовательных школ. Со временем Учительские институты перестали быть престижными вузами, каковыми были до революции. Их стали приравнивать к техникумам. Выпускников Учительских институтов в 1960-е годы стали переводить преподавателями младших классов с потерей в заработке. Таким образом их заставляли повышать своё образование. И не случайно отец с матерью стали учиться заочно. Отец станет в будущем редактором книжного издательства, а мать – юристом.

      К тому времени тётя Гутя была уже замужем, у неё родились близнецы – мальчик и девочка Мальчик умер рано, а девочка Тамара после выхода тёти Гути замуж за дядю Колю какое-то время жила у моих родителей. В трёхлетнем возрасте заболела холерой и умерла. Тётя Гутя до первого замужества училась в педтехникуме, который возглавлял родной брат деда. Его имя неизвестно.

      Бабушка о себе рассказывала мало. Говорила, что они разошлись с моим дедом потому, что боялась, что семья пополнится новыми детьми, а кормить их нечем. Но я подозреваю, что на самом деле деда репрессировали. Впрочем, существует другая версия. Якобы дед умер в 1943 году в Красноярске. Но опять вопрос: как он там оказался? На него нет ответа.

      Дед вроде бы сопровождал почту по железной дороге. Где жили его родственники – не знаю. Знаю только, что в его семье было 10 или даже 11 детей. Одна из сестер музицировала. У бабушки был повреждён правый глаз. Она говорила, что когда её мать была кухаркой у барыни, та за какую-то оплошность запустила в неё поленом. Полено попало в бабушку, которая пряталась под кроватью. Я почему-то в это не верю. Полагаю, что бабушку пытали в ЧК, и она боялась, что всё это может повториться. Поэтому и молчала даже на склоне лет.

      Бабушка в молодости тоже работала на почте. Пенсии не было. Стала получать её после 1956 года, когда был принят закон о пенсиях. Платили бабушке 21 рубль, и я выпрашивал у неё деньги на книги. Две из них – «Чапаев» Дмитрия Фурманова и «Спартак» Рафаэло Джованьоли – стоят у меня на полке в книжном шкафу. Они сохранились чудом. А вот могила бабушки не уцелела.