Ласточка горная. Роман Свободин

– заслушаться можно. Еще в подростковом возрасте я романтизировала их кочевую жизнь, традиции. И был там мальчик Баро, старше меня на пару лет. И учил он нас с Викой лазить по соседским огородам воровать овощи и фрукты. После успешных ходок по огородам мы перешли на магазин.

      До сих пор помню свою детскую радость от первой украденной шоколадки. Правда по возвращении домой так стыдно стало, что, не сдержавшись, обо всем рассказала бабушке. На мое счастье, она нас с Викой не отлупила, а заставила сходить в магазин, извиниться и заплатить за украденную шоколадку.

      После смерти дедушки с бабушкой мы с Викой туда больше не приезжали.

      Дом наш там позабыт и позаброшен.

      – Юль, мне кажется, у меня телефон скоммуниздили вместе с кошельком. – От воспоминаний меня отвлекает шепот Ланы.

      – Уверена? – оглядываю цыганок, но по их кирпичным лицам хрен поймешь.

      – Сумка очень легкая стала. – кивает. Я лезу в свой карман за телефоном. Пусто. Меня начинает в буквальном смысле. Делать-то что? Попробуй докажи, что они украли.

      – У меня телефона нет, – помертвевшим голосом шепчу.

      – Сейчас будет наша остановка. Тащим их на улицу и разбираемся на месте, – шепчет Лана. Киваю.

      На нашей остановке суета.

      – А ну на выход все, – кричу я цыганкам. Одну из них хватаю за руку и вытаскиваю из автобуса. Лана делает то же самое. Они своих не бросают и вываливаются все.

      Начинается ругань, крики и возмущения.

      – Телефоны наши вернули и кошелек, – дергаю на себя одну из них. – Живо.

      – Нет. Не брали никаких телефонов. Мы честные. Отстань от нас, ненормальная, – кричит самая взрослая, пытаясь выдернуть из моих цепких рук девушку. Но не тут-то было. Меня от нее им так просто не оттащить.

      – Отдайте то, что украли, и разойдемся по-хорошему, – просит Лана. Но ответ один и тот же.

      – Мы не брали, отпусти ее, дурная. Отпусти, – отвечает ей еще одна, на вид самая тощая и высокая. Пока я отвлеклась на Лану, мне прилетела нехилая пощечина.

      Не я все это начала…

      Размахиваюсь, бью ее по лицу.

      Та с визгом отшатывается, но не теряется и лепит мне еще одну звонкую пощечину. Чувствую, что губа рассечена и на языке привкус крови, в ушах звенит. У этой твари тяжелая рука, однако из моей хватки ей вырваться не удается.

      Я словно озверела, кидаюсь на нее, она, отшатываясь, спотыкается и валится на асфальт. Я придавливаю ее своим весом и давай мутузить. Лана тоже сцепилась с одной из гадюк, они падают на тротуар, взметая брызги грязи. Катятся, дубася друг друга куда придется.

      – Кто ни будь. Вызовите полицию. Убивают, – кричит одна из них.

      На меня в это время наваливается кто-то сверху, пытаясь оттащить, я, можно сказать, собрала все лужи и грязь, пока меня волокли в сторону от моей побитой жертвы. Я переворачиваюсь на живот и хватаюсь за ногу цыганки, с большим трудом валю ее на землю.

      Гадюка, сопя и повизгивая, вцепляется мне в волосы и пытается снять их вместе со скальпом. Времени для мыслей нет, рука рефлекторно