Отмель. Холли Крейг

заботливым мужем. Хотя, на мой взгляд, он жесткий и холодный, как кусок бетона. – Заберем детей из школы. Возьми с собой только сумочку и ключи. Надо валить отсюда как можно скорее.

      Живот сводит спазм. Не понимаю, к чему такая спешка, но, боюсь, это как-то связано с Ариэллой.

      – Зачем? Ты ведешь себя нелепо.

      Он не отвечает. Мой муж буквально соткан из секретов. Мне вторит Джорджия:

      – Зачем, мистер Дрей, зачем?

      Он резко поворачивается к ней и тычет пальцем в ее удивленное лицо:

      – Никому не говори, что мы уехали, слышишь? Никому, Джорджия.

      – Но…

      – Нет! Никаких, мать твою, «но»! – Он разворачивается ко мне: – Быстрее, Эмма. Собирайся.

      Он рвет и мечет, как никогда прежде. А я вдруг понимаю, что мне сейчас ни за что не вспомнить, где лежат сумочка и ключи. И застываю как вкопанная, заливаясь слезами, словно ребенок, которому не справиться без мамы. Когда Чарльз берет портфель и направляется к выходу, Джорджия в истерике хватает его за руку. Почему нельзя никому о нас говорить? Мы уезжаем из-за Ариэллы? Муж роняет портфель и нагибается его поднять, а я чувствую, что меня сейчас вырвет. Вдруг я права? Таких совпадений не бывает. Сначала переполох у соседей, а теперь вот это. Случилось нечто важное, и вдруг Чарльз как-то в этом замешан?

      – Не знаю я, не знаю, где моя сумочка, – лепечу я, снова уставившись в чашку кофе. – Это из-за Ариэллы? Что с ней?

      Чарльз в бешенстве носится по дому, пытаясь найти сумочку. Я слышу его шаги то в одной комнате, то в другой. Он хватает какие-то вещи, а я жмусь к Джорджии. Она что-то бормочет по-испански, по пухлым щекам текут слезы. Почему ей нельзя никому о нас говорить? Сумочка висит на спинке кухонного стула, и я упираюсь в нее невидящим взглядом. Ну да, мы почему-то в опасности, но время просто замирает. Я вижу сумочку и знаю, что надо ее взять, но не могу пошевелиться. Рядом раздается фырканье. Клубы пара от горячего кофейника медленно поднимаются к потолку, и мой взгляд цепляется за это чувственное движение. Чарльз возвращается и перекидывает ремень моей сумочки через плечо. В руках у него плюшевый мишка Кики, одеяло Купера и рюкзак, который я раньше не видела. Муж хватает меня за запястье, резко выводя из оцепенения, и говорит, что нам пора.

      – Садись в машину.

      Три месяца назад

      В холле и на этажах пятизвездочных отелей распыляют спрей с характерным запахом, и точно такой же аромат стоит в доме наших соседей. Богатый и землистый, навевающий воспоминания о каникулах в Европе. Я предполагаю, что стол будет либо сервирован в стиле упаднической роскоши (тарелки с золотым ободком, искусственные бриллианты), либо украшен душистыми белыми цветами с непристойно раскрывающимися лепестками. Иными словами, нас ждет либо кричащий блеск Матео, либо приземленность Ариэллы.

      Нет ни того, ни другого. Все строгое, белое, стерильное и голое. Еда, приготовленная домашним шеф-поваром и поданная бессловесными официантами, выглядит под стать интерьеру: гребешок на белой шапке мусса, украшенный серебристым листом цикория. Кругом белизна,