Прогулки по променаду. Даниил Серебряков

девушки и, кроме как признать поражение, мне ничего не оставалось.

      Катрин стало хуже, она лежала на кровати с компрессом на голове, который ей сделал вызванный врач. Я не застал его, а расспрашивать мою супругу о состоянии её здоровья было бесполезно, поскольку её показания менялись прямо на лету, а если кто-то осмеливался усомниться или решался обсудить какие-либо из симптомов, начиналась такая страшная ругань, что приходилось десять раз жалеть о том, что не удалось удержать мысли при себе. О том, чтобы вытащить Катрин на улицу, мечтать не приходилось. Она впала в какое-то пограничное с трансом состояние и неразборчиво говорила сама с собой, никак не реагируя на мои попытки с ней поговорить. Но я был в таком подавленном состоянии, что ухудшение состояния моей супруги вообще никоим образом меня не задело. Я принял это как данность, не стал ни с чем спорить и только оставил денег на тот случай, если она решит снова вызвать врача. Катрин тоже было плевать на то, что я думаю. Как прекрасно супружеское согласие!

      Я вышел на улицу, не в силах находиться в одном помещении со своей женой, и понял, что вновь оказался совершенно один в этом волшебном месте. Удар морской волны разрушил тот маленький песочный замок, который мне удалось, неожиданно для себя самого, построить. Чудесный эффект, что производили на меня летний ветер и крики чаек, незаметно растворился, оставив меня ни с чем, разве что только с воспоминанием о счастье. Я вновь дошёл до кафе, но сквозь узкое оконце разглядел за стойкой мужчину, который обслуживал меня утром, и спешно удалился, боясь даже на мгновение задержаться перед заведением. Вечерело. Я повторил свой утренний маршрут, осмотрев каждый угол променада, но Ани, моей Ани, нигде не было. Так я и бродил до самой ночи, не зная, куда себя пристроить. Становилось холоднее, но я всё так же бесцельно бродил из стороны в сторону. Мне было тошно от одной мысли вернуться в номер к Катрин, но находиться на променаде было так тоскливо, что сердце моё разрывалось на части. Оставалось одно – добраться до водонапорной башни, подняться наверх и остаться там на всю ночь, ожидая восхода. Я медленно побрёл по мрачным узким улочкам, то и дело пригибаясь, чтобы не задеть головой ветки низко склонившихся деревьев, вывалившихся всей своей зеленью на тротуар.

      Вот показался тот забор, через который позавчера с такой лёгкостью перелетела Аня. Я подошёл ближе, взглянул на дыру меж дощечками с правого края, но вместо того чтобы пролезть через неё, как я это сделал в тот вечер, закинул ногу на небольшой выступ и, приложив все оставшиеся силы, перелетел через забор. Он покачнулся подо мной, и в какой-то момент мне даже показалось, что он вот-вот рухнет у меня за спиной, но в последнюю секунду что-то удержало его от падения, и я спокойно приземлился, оставив преграду невредимой. Я огляделся вокруг. Всё показалось каким-то новым, могу поспорить, из-за того, что в прошлый раз моё внимание было сосредоточено совсем на другом. Теперь же у меня была возможность уделить время каждой прогнившей