Тихие гости. Татьяна Мастрюкова

есть. Ну как есть – сделал глоток, и куриная нога исчезла в пасти.

      Мы так засмотрелись, что аж подпрыгнули, когда со стороны соседского участка услышали голос Анисимовны:

      – Чавой-то вы с лопатой?

      Пес в сторону соседской бабки даже головы не повернул, а Лера объяснила, что спасаем животное от голода.

      – Заложного энтого, что ль? – Соседка пренебрежительно махнула бледной рукой без рукавицы в сторону пса.

      Я невольно обратила внимание, какие неестественно синие у Анисимовны ногти.

      – Как это понимать?

      Соня, видимо, пребывала в уверенности, что Анисимовна нас троллит, и мою честную подругу такая ситуация возмущала. На Софию иногда накатывало такое.

      – А так и понимать.

      Я вспомнила болтовню старух в автобусе и как можно вежливее пояснила:

      – Соня хотела уточнить, что такое заложный.

      Анисимовна не стала томить:

      – Вишь ли, правильная же смерть – это когда ты свой положенный срок прожил, от старости в свой срок помер да на предназначенное тебе место ушел. А коли своего века не изжил, силы своей жизненной не истратил, то это же неправильно. Ежели кто опился, или утоп, или сверзился случайно и расшибся, или, чего хуже, сам себя порешил, то, значит, заложил свою жизнь-то, душу-то. Заложенные. Или вот без вести пропал. Или чародейством вон занимался. Или кого мать родна прокляла – тоже. Нечистые мертвяки. Из них всяка пакость получается. Потому ж их на кладбище, на святой земле-то и не хоронили. Оно, конечно, не в советское время. Тогда-то всех хоронили…

      – А как же пропавшего без вести хоронить? – удивилась я.

      – Да чего ж непонятного: он и остается непохороненным. Земля таких не принимает. Сколько не дожил до своего срока, столько и мается душа-то. У нечисти, сказывают, в рабстве-услужении. Вот и пакостят живым-то по злобе. В болотах таких мертвяков топили… А в стародавние времена цельный год не хоронили их, до Семика. Семик знаешь? После Пасхи – седьмой четверг. Вот до него и лежали в божедомках – убогих домах. Сарайках. Но не у нас. Это все не у нас. Тогда б на перекрестке закапывали. А у нас нет перекрестков-то особо, где ж…

      – Этот пес не похож на злодея. Почему вы решили, что он заложный?

      – Да что решать, тут надоть знать.

      – Так он злой? – гнула свое Соня.

      Анисимовна не ответила, как нарочно, отвернула голову, будто платок под подбородком поправляет.

      – Я что-то его летом не видела. А ведь он такой уже… старый, – призадумалась Лера. – Чей он?

      – Да с Зелёнова ж пес. Ихний. Не кажную зиму к нам прибегает. А то ж! Не знаю, чейный. Не мой. Но с Зелёнова. Как чует, что живут здеся такие, навроде вас. Не мой, не знаю чей.

      Мы с девчонками удивленно переглянулись. До Зелёнова надо было идти через лес не меньше часа, а может, и того больше. И это летом, когда дорога более-менее сухая! А зимой, когда навалит снегу, наверняка вообще не дойти, не доехать. Никто из нас в Зелёново не был. Вроде бы там даже магазин имелся, но кто знает.

      – А энтот… Ни тама, ни тута. Чёт прибег.