Крест Марии. Фонд А.

назад и пришлось начинать всё заново.

      Через какое-то время я почти привыкла и даже когда засыпала, успевала очнуться вовремя. Так что пока всё было под контролем. Жаль, что каждый раз сон подкрадывался внезапно. И хоть я очень боялась уснуть в одном помещении с мертвецом, но тем не менее я была так вымотана, что пару раз засыпала почти стоя.

      Не знаю, смогу ли я выдержать до того момента, когда промежутки увеличатся до такого периода, что я буду успевать высыпаться. Иначе я сойду с ума.

      В голове от недосыпа гудело. Было ощущение, что туда набили ваты. Или опилок, как у Винни-Пуха.

      Но ничего. И не такое я преодолевала. Как вспомню, как я бежала из СССР, так вздрогну. А затем первые счастливые месяцы с Бенджамином. Жаль, что их было так мало. Два месяца всего. А затем начался ад. Даже вспоминать не хочется.

      Меня передёрнуло.

      Если бы не Мадлен, не знаю, как бы я и выдержала.

      Интересно, как она там, без меня? Бедняжка. Но она сильная. Я верю, что с ней всё будет хорошо.

      Жалела ли я, что ушла от Геннадия к Бенджамину? Не знаю. Сложный вопрос.

      Жизнь вообще сложная штука.

      Как же хочется спать.

      Усилием воли я собралась и поковыляла к трубе с водой.

      Умылась. Ещё.

      Ух. Вроде немного раскемарилась я.

      Я поняла, что вопрос с висящим мертвецом нужно решать. В помещении становилось всё теплее. Нет гарантии, что через время здесь будет жарища и мне придется дышать миазмами разлагающегося трупа, который будет привлекать крыс.

      Кроме того, я очень боялась, что именно меня могут обвинить в убийстве этого человека. Зная свою «удачливость», я нисколько в этом и не сомневалась.

      Дёрнув в очередной раз рычаг, пошла к трупу. Откладывать дальше некуда.

      Решительно и неотвратимо я вошла в комнату-отделение.

      Пахнуло сладковатым. Очевидно, труп уже начал понемногу разлагаться. Это придало мне решимости. И хоть было ужасно брезгливо, я тем не менее заставила себя осмотреться.

      Труп человека так и висел. Это была женщина. Невероятно толстая, уже изрядно распухшая, но женщина. Об этом свидетельствовали длинные спутанные волосы и относительно изящные кисти рук. Одежда на ней была явно мужская – глухой то ли клифт, то ли пиджак, штаны, растянутые на коленях, с пузырями, калоши.

      Вот последнее привлекло моё пристальное внимание. Обувь!

      Пусть страшная, пусть уродская, но это была обувь. Непромокаемая, на подошве без проклятого каблука. В ней можно было ходить без угрозы вывихнуть щиколотку.

      В общем, первое, что я сделала, это, морщась от жуткой вони (женщина, когда повесилась ещё и обделалась капитально, что отнюдь не ароматизировало помещение), стащила с распухших ног калоши.

      Мне повезло: на ней были шерстяные носки. Иначе я даже не представляю, как бы я надевала на себя это.

      Калоши оказались в моих руках, и я покрутила их, рассматривая. Они были изрядно ношенные, со сбитыми каблуками (да, на них были каблуки, но широкие, примерно в сантиметр высотой). После моих это был один смех. От них несло несвежими носками и ещё чем-то вонючим.

      Я