2006. P. 115. Первым делом дьявол искушал доктора Дж. Фиана (одного из главных участников процесса Норт-Бервикских ведьм, которого допрашивал лично король) именно возможностью мести, о чем говорится уже в первом пункте его обвинительного заключения от 26 декабря 1590 г.: «Во-первых, что дьявол, явившись и придя к нему, когда тот лежал в своей постели в Траненте, в покоях Томаса Трамбилла, обратив лицо к стене, размышляя и раздумывая, как бы ему отомстить упомянутому Томасу, который оскорбил его тем, что не освежил его комнату, как обещал; дьявол явился ему в белых одеждах и первым обратился к нему так: “Будешь ли ты мне служить и поклонишься ли мне с моими слугами? И [тогда] тебе больше никогда не потребуется хотеть”. А также, что он должен отомстить своим врагам…» (Normand Roberts 2000. P. 225–226). Этот же мотив и ожидаемое богатство упоминаются в обвинительном заключении главной Норт-Бервикской ведьмы Агнес Сэмпсон от 27 января 1591 г.: «На что она согласилась, движимая бедностью и его обещаниями, что она и ее дети будут богаты, и что даст ей силу отомстить своим врагам» (Normand Roberts 2000. P. 237). Мотив мести возникает и в обвинительном заключении Юфэм Маккалзин (9 июня 1591 г.): Normand Roberts 2000. P. 266. См. также: Normand Roberts 2000. P. 206, 329, 339, 346.
40
Греческое слово mageía пришло из ближневосточных языков. Уже в V в. до н. э. греки использовали термин mágos, восходящий к древнеперсидскому maguš, но не только в значении персидских священников, а также в отношении тех, кто практикует недостаточно благочестивые ритуалы. Подробнее см.: Thorndike 1923. Vol. 1. P. 4, 44, 58, 61–81, 247–251, 352; Collins 2015. P. 17. О персидской «магии Зороастра» писал еще Платон («Алкивиад I», 122а). У него представления о магии как персидском изобретении заимствовал Апулей («О магии», XXV). Позднее Порфирий («О воздержании», IV, 16, 1–2). В XV в. об этом писали Полидор Вергилий («Об изобретателях», I, 23) и Дж. Пико делла Мирандола («Речь о достоинстве человека»). Итог подвел Агриппа (см. о нем прим. 13): «Общее мнение таково, что это персидское название, с чем согласны Порфирий и Апулей, и что на их [персидском] языке означает то же самое, что и мудрый жрец или философ» (Агриппа 2023. С. 160). С этого Хеммингсен (см. прим. 12) начал свой трактат Admonitio, который особенно ценил Яков: «Кого греки называли “мудрецами” [sophos], персы называли “магами” [magos]; отсюда греческая “София” [Sophia] и персидская Магия, означающие Мудрость, особенно важны для наилучшего понимания природы, наблюдения за движением небесных тел и влиянием, которое они оказывают на вещи, которые здесь, внизу» (Quos Græci σóφγς hos Persæ Magos nominarunt: unde Σoφíα Græcis, & Persis Magia, dicta est Sapientia, eaque potißimum quae est naturalium rerum excellens cognitio: & perscrutatio motuum corporum cœlestium: & in effectuum eorundem in hisce rebus inferioribus) (Hemmingsen 1575. P. B). Яков почти повторял Жана Бодена (см. о нем прим. 10), у которого так начинается глава о магии: «Слово “магия” имеет персидское происхождение и означает “наука о Божественном и природном”. Маг был не кем иным, как философом» (Le mot de Magie est Persique, & signifie, Science des choses divines & naturelles: & Mage, ou Magicien, n’est rien autre chose, que Philosophe) (Боден 2021а. С. 154). И в другом месте, что персидским magus называли «мудрецов и ученых» (Там же. С. 147). Термин особенно волновал богословов, поскольку так были отмечены волхвы (μαγοι), посетившие новорожденного младенца Иисуса (Мф. 2:1). См.: Thorndike 1923. Vol. 1. P. 372, 396, 443–444, 471–479, 506, 518–519; Normand Roberts 2000. P. 338.
41
Халдеи – семитские племена, обитавшие в
