Энни из Зелёных Мансард. Люси Мод Монтгомери

Марилла. Не привыкла я, чтобы меня называли мисс Катберт. Я от этого только нервничать стану.

      – Но просто Марилла, без тёти, звучит как-то неуважительно, – возразила Энни.

      – А я считаю, что ничего в этом неуважительного нет, если ты будешь вести себя со мной уважительно, – настаивала Марилла. – Все в Авонли, от молодых до старых, зовут меня так, кроме священника. Тому иногда приходит в голову назвать меня мисс Катберт.

      – А я очень хотела бы называть вас тётей Мариллой, – просяще глянула на неё Энни. – У меня никогда ведь не было тёти. И вообще никаких родственников. Даже бабушки. Если бы вы позволили, я бы чувствовала, что действительно принадлежу вам. Можно мне всё-таки называть вас тётя Марилла?

      – Нет. Я же не твоя тётя и считаю, нельзя называть людей тем, кем они не являются.

      – Но мы могли бы представить, что вы мне тётя.

      – Я не могла бы, – сурово отвергла такую возможность Марилла.

      Глаза у Энни широко распахнулись.

      – Неужели вы никогда не представляете себе вещи иными, чем они есть?

      – Нет.

      – Ох! – глубоко втянула в себя воздух Энни. – Как же многого вы себя лишаете!

      – Не доверяю я таким представлениям, когда вещи кажутся не самими собой, – покачала головой Марилла. – Если Господь поместил нас в определённые обстоятельства, значит, Ему не угодно, чтобы мы собственным воображением эти обстоятельства от себя убирали. Кстати, Энни, сходи-ка в гостиную. Там на каминной полке стоит цветная литография с молитвой, которую ты должна сегодня в свободное время выучить наизусть. Таких молитв, как вчера, ты больше произносить не должна.

      – Полагаю, у меня вышло не очень ловко, – с покаянным видом проговорила девочка. – Но, понимаете, это же была первая в моей жизни попытка. Нельзя ожидать от человека, что он прямо сразу начнёт очень хорошо молиться. Я потом легла спать, и у меня сразу придумалась такая великолепная, шикарная молитва, как я вам и обещала. Длинная, почти как у священника, и такая же поэтичная. Но когда я проснулась сегодня утром, ни слова не смогла вспомнить, и, боюсь, больше мне уже настолько хорошо не придумать. Почему-то, если придумываешь второй раз, всегда получается хуже, чем в первый. Вы когда-нибудь замечали это?

      – Энни, запомни хорошенько: когда я тебя о чём-то прошу, тебе именно этим и надо сразу заняться, а не стоять и не обсуждать. Просто пойди и принеси то, о чём я тебе говорила.

      Энни быстро направилась сквозь прихожую в гостиную, однако назад не вернулась. Прождав её минут десять, Марилла отложила вязание, нахмурилась и пошла за ней. Девочка нашлась перед картиной, висевшей в простенке между окнами. Маленькая и худенькая, стояла она, замерев в таинственных бело-зелёных бликах света, который струился сквозь яблони и виноградные лозы из сада, и глаза её пламенели мечтой.

      – О чём ты думаешь, Энни? – резко осведомилась Марилла.

      Девочка, вздрогнув, вернулась откуда-то издалека.

      – Об этом, – указала она на