Маленькая Леночка. Елена Вай

слова плодов, собираясь вместе в «рюмочной», а потом носятся в эйфории по окрестностям, пугая местных жителей и иногда в пьяном бреду разнося в пух и прах все, что попадется им под ноги. Когда семь лет назад Витя позвонил ей и сказал, что встретил другую женщину и хочет развестись с Леной, она в первый раз одна, как заядлый горемычный пьяница, напилась под собственные монологи и танцы, а проснувшись наутро, обнаружила себя одетой и лежащей наполовину на кровати, а наполовину на полу рядом с Няшей, который безуспешно старался повторить этот трюк. Тогда Лена почувствовала, что её голова хоть и раскалывается, но зато свободна от грустных мыслей, впрочем, как и от любых других, и что душевная боль приутихла. Правда, после этого она пару месяцев не могла смотреть в магазине на стеллажи, где толпятся стеклянные генералы в звездах, и ей было очень, очень стыдно за себя, она ведь девочка, к тому же христианка! Стыд-то какой… Но когда год спустя Лена в гордом одиночестве опять забубнила себе под нос монолог Чацкого после трёхнедельного стресса, тогда она поняла, что в её жизни выросло вредоносное дерево марула, которое раз в год заманивает Лену своими ветвями и запихивает в рот самый перезревший плод, заставляя ощущать себя тем самым африканским слоном, который в пьяной любвеобильности обвивает хоботом длинную шею жирафа, покачивающегося на своих нетрезвых ножках рядом, как Лена обвивала своими мыслями отсутствующего собеседника…

      Так и сейчас Лена сидела в состоянии крайнего отчаяния, обдуваемая тропическим перегаром Африки и судорожно запивая морсом горький, как её одинокий вечер, коньяк, который ввиду разболевшейся вслед за рёбрами головы она купила вместо красного вина, и слушала, как Алиса играет на саксофоне её любимую «Europe», в пятнадцатый раз заказывая мелодию на бис сквозь горькие рыдания. Внутри неё теснились и очень торопились на выход мысли, чувства и эмоции, расталкивая друг друга локтями, и им не было конца и края. Виктор стал чужим и потерял к ней интерес, отказался от неё, как же жить дальше, если у неё, следуя закону подлости, вдруг проснулся к нему интерес? Она всё еще любила его, любила таким, каков он есть, со всеми потрохами неудачливости, бедности, зависимости, лени и уже вошедшей в привычку склонности к полигамным отношениям в связи с их долгими периодами разлук, в которые он обычно носился, как гамадрила в период весеннего гона. Но ей всегда казалось, вероятно, из-за своей мании величия, что он возвращался к ней потому, что Лена была лучшей на свете, по крайней мере для него, и именно ЭТО снова и снова осознавал её негодник Казанова после всех своих фигли-мигли, спеша к ней, чтобы согреться самомУ и обогреть Лену у костра вновь разгоревшейся страсти! Может, она всё это и выдумала, но выдуманного обратно не вдумаешь…

      А вдруг и её любовь к Виктору надумана? «Любовь долготерпит, милосердствует, любовь не завидует, любовь не превозносится, не гордится, не бесчинствует, не ищет своего, не раздражается, не мыслит зла, не радуется неправде, а сорадуется истине; все покрывает, всему верит, всего