Изнанка мира. Максим Безликий

Комната была маленькой, обставленной скудно и уныло: кровать с простым серым покрывалом, тумбочка, старый шкаф. Окна, за которыми маячило серое, безрадостное небо, были грязными, их стёкла казались покрытыми многолетним слоем пыли. В комнате царил полумрак, холодный и неуютный. На стене висели часы, но стрелки замерли, застыв в мертвой точке. Время как будто остановилось, как и мои мысли. Я огляделся, пытаясь уловить хоть что-то знакомое, хоть какую-нибудь зацепку, но ничего не возникало. Ни единого обрывка воспоминания, ни имени, ни места, ни даже запаха. Только гулкая пустота внутри и страх, проникающий в самую глубь души, сковывающий каждое движение, каждый вдох. Я был голым, как новорождённый, с единственной разницей: у новорожденного есть прошлое, пусть даже и не осознаваемое, а у меня, кажется, нет ничего.

      Я вновь застонал, на этот раз от отчаяния. Я не знал, кто я, где я и почему здесь нахожусь. И это незнание было хуже, чем любая физическая боль. В дальнем углу комнаты стояло зеркало в тяжелой раме, потрескавшейся от времени. Я медленно, неуклюже, как марионетка, пытался встать, чтобы добраться до него. Ноги дрожали, не слушались, подкашивались, как трости, лишенные опоры. Шаг давался с трудом, словно я тащил на себе непосильный груз. Наконец, я добрался до зеркала и заглянул в него.

      Отражение было незнакомым. Лицо незнакомца, с трёхдневной щетиной и запавшими глазами, смотрело на меня с таким же испугом и замешательством. Бледное, измученное, с синяками под глазами и следами какой-то грубой борьбы. Это было моё лицо, но в то же время и не моё. Я пытался вспомнить, как я выглядел раньше, но мозг не отвечал, словно заблокированный каким-то невидимым барьером. Я не помнил ничего, ни имени, ни возраста, ни прошлого. Кем я был? Что здесь делаю? В душе росла паника, превращаясь в леденящий страх. Я начал трогать своё лицо, пытаясь уловить хоть какие-то знакомые очертания, хоть малейший намек на то, кто я. Но под пальцами была только чужая, незнакомая кожа.

      На тумбочке рядом с кроватью лежал бумажник. Он был старым, потёртым, изрядно изношенным. Я взял его дрожащей рукой и открыл. Внутри не было ни денег, ни документов, только несколько старых, пожелтевших от времени фотографий. Я вытащил их и стал рассматривать. На них были изображены женщина с теплой, лучезарной улыбкой и двое маленьких детей: мальчик и девочка, лет пяти и семи. Их лица казались мне смутно знакомыми, какими-то родными, но я не мог вспомнить их имена, не мог почувствовать никакой связи, никакой эмоциональной привязанности. Это были просто чужие лица, просто чужие люди. Но почему-то меня не покидало чувство, что они значат для меня что-то важное. Я перевернул фотографии, но на обороте не было никаких надписей, ни малейшего упоминания о том, кто они.

      Я отбросил фотографии на тумбочку. От этого бессилия внутри поднялась волна раздражения и отчаяния. Я был пуст, как выжженная пустыня, чистый лист, заполненный только нарастающим беспокойством. И это было самое страшное – полное отсутствие какой-либо идентичности. Я не понимал, почему оказался в этой странной комнате, и что меня ждет дальше. Единственным желанием в этот момент было найти хоть какие-то ответы.

      В дальнем углу комнаты, на противоположной от окна стене, я заметил открытую дверь. Слабое дуновение воздуха шевелило край висящей на косяке занавески. Может быть, там я найду какие-то подсказки, какие-то ответы. С трудом, превозмогая боль и головокружение, я выбрался из постели. Я почувствовал, что ноги словно налиты свинцом и шаг давался с трудом. Я прислонился к стене, пытаясь удержать равновесие, и медленно пошел в направлении двери, словно лунатик, которого тянет к далекому маяку. И это было единственное, чего мне сейчас хотелось – найти свой маяк.

      За дверью оказался узкий, тёмный коридор, ведущий вглубь квартиры. Свет сюда почти не проникал, и коридор казался мрачным и неуютным. Стены были оклеены старыми, местами отклеившимися обоями, а на полу лежал потертый ковер, покрытый пылью. Я шел по коридору, осторожно, словно боясь потревожить тишину. В конце коридора была видна еще одна открытая дверь, из которой исходил слабый свет. Я приблизился к ней и заглянул внутрь.

      Это была кухня. Небольшая, но, как и комната, запущенная и неухоженная. В раковине была гора немытой посуды, покрытой слоем засохшей еды. На столе валялись крошки, грязные салфетки, и недопитая чашка кофе. Запах был затхлым и неприятным. Я сделал еще несколько шагов внутрь. Ощущения становились странными, как будто с каждым новым шагом я становился ближе к чему-то неизвестному, но в то же время ужасающему. Я не знал, чего ждать, и это ощущение, это томительное ожидание, медленно сводило меня с ума.

      Из кухни был еще один проход, ведущий в другую комнату, судя по всему, гостиную. Я решил осмотреть и ее. Гостиная была такой же неухоженной, как и остальные помещения. На полу были раскиданы старые газеты, стопка книг на полу, разбросана одежда. На журнальном столике я заметил стопку каких-то бумаг. Досье. И именно это слово, напечатанное где-то сбоку, отозвалось во мне каким-то странным эхом. Я подошел ближе и начал рассматривать их. Бумаги были исписаны разными пометками, подчеркиваниями и зачёркиваниями, словно кто-то изучал их очень внимательно. И даже не просто внимательно, а с каким-то маниакальным усердием.

      Я начал просматривать газеты.