Призраки, которых мы скрываем. Лисавета Челищева

короткой юбкой, и от этого прикосновения по телу пробежала электрическая дрожь.

      Не обращая внимания на непрофессионализм, я пригладила его тёмные кудри назад, чувствуя, как густые пряди переплетаются между моими пальцами. Юношеское тело напряглось, когда я прикоснулась к нему, глаза прикрылись, и он блаженно выдохнул.

      – …Анета, катаешься на скейте ты, как моя пятилетняя сестра, но, как психотерапевт, тебе нет равных во всем мире.

      Он поцеловал меня в колено, и от его смелости у меня слегка закружилась голова. С трудом подавляя растущее во мне желание поскорее притянуть его к себе, я заикнулась.

      – Лад, как долго мы будем это продолжать?

      Почувствовав мое беспокойство, он поднял невинные глаза, и его губы растянулись в жеманной ухмылке.

      – Тебе не нравится играть в непрофессионального психолога? – его пальцы скрылись под моей юбкой, и я с трудом сдержала вздох наслаждения.

      – Нет… дело не в этом. Но я подумала… если бы мой муж, Иржи… – начала я, потянувшись к его щеке.

      Резкий, мрачный взгляд окинул меня. Ладвик прошипел: – Никогда не упоминай о своем муже, когда мы вместе, Анета. Поклянись мне!

      Я заставила его замолчать, наконец-то притянув к себе в желанном, пламенном поцелуе.

      Мне нравился наш тайный роман, окутанный страстными стонами в моем кабинете, пронизанный нотками опасности быть пойманными. С ним я снова чувствовала себя живой. Как тринадцать лет назад, дома, среди дюн и криков чаек. Где у меня была первая искренняя влюблённость и настоящие друзья.

      Двойная жизнь ночного химика

Илья СавицкийМосква, Россия

      Непрерывное тиканье часов эхом разносилось по стерильным коридорам лаборатории, подстраиваясь под синкопированный ритм моего сердцебиения. Я, Илья Альбертович Савицкий, был не более чем лабораторной крысой, запертой в рутинном цикле, из которого, казалось, выхода не было. Мои мечты, навеянные МГУ, не знали, что реальность имеет отчетливый привкус горечи.

      Моя работа в качестве практикующего микробиолога в небольшом колледже современных технологий и медицины, заставляла меня трудиться весь день, иметь дело с болезнетворными микроорганизмами, экспериментами, любопытством и иногда вялостью студентов. Страницы моего дневника были исписаны молекулярными структурами и химическими уравнениями, отражающими бесславную сторону формального образования.

      Вселенная не всегда была повёрнута ко мне пятой точкой. Я находил утешение в своей маленькой, уютной квартирке на Басманном переулке, доставшейся мне по наследству от бабули. Утешение было и в компании Матроскина, моего серого кота, которого я подобрал с помойки, когда переехал сюда. Квартира, с ее старомодными обоями и потрепанной мебелью из тёмного дерева, дореволюционной давности, была поэтической эмблемой моей жизни; побитая, но устоявшая.

      Для общества я был интровертом, апатичным лаборантом. Для меня же этого определения было достаточно. Ведь после работы я всегда сидел