Союз нерушимый: Живь. София Вереземская

настоящими чувствами, что даже она не учуяла запаха гнили. Федотов лгал, ей следовало принять это за аксиому, и тем отвратительнее была эта ложь, чем искуснее он выдавал ее за чистую правду. Тишина паузы чрезмерно затянулась, убийца поднял глаза на судью и, видимо, увидел что-то на дне ее взгляда, что заставило его испугаться. По-настоящему испугаться. Но уже в следующее мгновение наваждение рассеялось, Ольга смотрела в по-прежнему глухие и шершавые бетонные глаза, полные скорби и раскаяния, но теперь она была уверена – эта скорбь была не по убитой, не в ее смерти Федотов раскаивался, а, значит, отмстить ее могла лишь высшая мера наказания. Молот взметнулся в воздух и опустился на подставку:

      – Суд откладывает заседание, так как дело не может быть рассмотрено в текущем процессе.

      К ней тотчас ринулись оба – Вера и Бобров.

      – Ольга Феликсовна, в чем дело? – Голицына-Мартынова явно рассчитывала уже сегодня почивать на лаврах. Судья наспех выдумывала причину:

      – В материалах ничего не было о слабоумии Ушаковой, и экспертизу энергетических следов проводила только одна сторона. Не стоит думать, Вера Алексеевна, что если вы Боброва можете подловить на незнании процессуального кодекса, то это сработает и со мной.

      – Да я не думала…

      – Уведомление о новой дате отправлю вам обоим вечером. – Вера была ошарашена, и Ольга понимала, почему – дело было кристально чистым, зачем рассматривать его еще день, было неясно. Никому, кроме самой Ольги. – Бобров, у тебя три минуты, чтобы занести в мой кабинет материалы по делу.

      Едва дверь закрылась, Ольга опрокинула в себя целый графин воды. Ей полегчало: удушливая тошнота отступила, сердце перестало сдавленно биться о дно желудка, и мысли снова текли в голове размеренно и ровно. Лицемерие или нет, но Федотов убил человека. Ольга никого не убивала. Ни сама, ни за себя, ни для себя, только для них. И сейчас одна из них нуждалась в справедливости, вероятно, больше, чем кто-либо другой на ее памяти. Это дело она спустить не могла.

      – Ольга Феликсовна? – В дверной проем влезла модная стрижка Боброва. – Извините, задержался. – Прокурор аккуратно водрузил на ее стол все папки, но верхняя все равно сползла и стремглав полетела к полу.

      – Садись. – Ольга поймала на лету папку и отправила к остальной башне. Дверь послушно закрылась, щелкнул замок.

      – Я хотел поблагодарить вас, Ольга Феликсовна. – Марк нервно растирал потеющие ладони. – Если бы не вы, она бы меня совсем размазала…

      – Бобров, я не ради тебя это сделала. – Он прикусил язык. – Это не суд сегодня был, это позор. Твой позор. Понимаешь? – Зеленые глаза прокурора поникли за стеклами прямоугольных очков. – Ты где учился, Бобров?

      – Тут. – Марк сутулился, пытаясь занимать как можно меньше места. – На курсах при министерстве.

      – И все? – Он кивнул. – А лет тебе сколько?

      – Двадцать девять. – Бржезинская с трудом представляла, насколько ужасный у него сегодня день, и насколько