Первый узбек: Канувшие в вечность. Наталия Николаевна Трябина

ягоды и плоды – дело работников, а её дело просушить, заготовить, то есть проследить.

      Постепенно всё вошло в нужное русло, уставать она уставала, но не так, чтобы без сил падать каждый вечер. Хотя скверное дело было сделано. Ульмас постепенно забыл, что комары пьют кровь, но продолжал их бояться, и всё время яростно отмахивался, если те начинали кружить над ним.

      Работа в каменоломне была интересной, но изматывающе-тяжёлой, к вечеру руки отваливались – даже ложка выпадала из пальцев. Больше всего братьям понравилась пила. Это была не та пила, которой работали братья и отец, пила была с почти незаметными зубцами и сделана из очень прочной стали. Пила была двуручная, и Дженгиз-эфенди тут же поставил братьев работать на распилке больших кусков мрамора. Кусок мрамора поднимали и укрепляли на станине, потом прилаживали пилу и дело шло. Но как же медленно шло это дело, несмотря на то, что братья попеременно работали то правой, то левой рукой.

      Пара левых рук работала медленнее, но мастер приказал всем начать работать обеими руками. Поначалу все ремесленники заартачились, но через пять-шесть дней привыкли. Дженгиз-эфенди скупо усмехался в седоватые усы и старался спрятать эту усмешку: работа с использованием попеременно правых и левых рук привела к тому, что нужного количества мрамора нарезали в полтора раза быстрее, чем это делали раньше.

      Рабочие в каменоломне, понаблюдав некоторое время за нововведением, тоже попытались применить его. А поскольку им платили не за время работы, а за количество нарезанных кусков камня, то довольно скоро все работники в Мармара Эриглищ вовсю махали обеими руками.

      Братья, переглядываясь к окружению, пришли к выводу: здесь в работе ничего не запрещено, и если ты можешь выполнить работу хоть большим пальцем левой ноги—тебе никто этого не запретит. Посмотрят и если увидят, что так ты лучше и больше сделаешь, мастер разует всех работников и заставит их работать так, как работаешь ты.

      Сидя по вечерам у костра и вспоминая дом, Бухару, Арча-мулу, они ломали голову – почему нововведения так плохо приживаются на их родине? Кому от этого польза? Но больше всего они горевали, что ни в Бухаре, ни в Самарканде, ни в каком другом городе нет медресе, где бы изучалось зодчество. Сами они были самоучками, и им повезло встретить Уткира-устода. Но чаще всего мастера были такими, как Санджар-драчун. У османов есть такое медресе для строителей, есть такая школа. Оно недавно появилось, но появилось же! А у них лишь мастера, которые дерут шкуру с шагирдов, заставляют их пасти баранов, вместо того, чтобы объяснять, какой раствор и какой кирпич надо использовать.

      Они выспрашивали о премудростях обработки мрамора не только Дженгиза-эфенди, они приставали ко всем, кто соглашался с ними поговорить. И никто ни разу не отказал им, никто не заявил – вы чужеземцы, вам этого знать не следует! Мастер Оздемир-эфенди, простоявший возле них довольно долгое время и смотревший, как они пилят в две пары рук, подробно объяснил, что можно потратить меньше